Европейское турне Кирилла Петровича - страница 28

– Я подозреваю, что мистер Монтгомери не так уж давно застраховал «Голиаф» на очень крупную сумму… я прав?

Хитро улыбнувшись, мистер Палмер кивнул:

– И не только «Голиаф», но и все свои дирижабли.

– И всё это было затеяно для того, чтобы получить страховку и спасти фирму от банкротства? Я снова прав?

Вместо ответа Девид спросил его:

– Откуда у вас такое хорошее произношение?

– Индия, – коротко ответил Кирилл.

– Вы там бывали? – удивился Девид, – Да-а, красивая страна.

– Значит, и вы там были? То есть то, что вы говорили про свои путешествия…

Пробиваясь сквозь тучи, лучи солнца проникали в помещение и, отражаясь от зеркал, освещали стены и двоих мужчин, сидевших друг напротив друга.

– Я не лгал, – улыбнулся мистер Палмер, – И не солгу вам, если признаюсь, что я – Монтгомери-младший.

– О-о, как интересно! – улыбнулся Кирилл Петрович, – Признаюсь честно, у меня была мысль о том, что вы могли бы даже иметь с мистером Монтгомери родственные связи… С моей стороны не будет дерзостью, если я попрошу вас поподробнее рассказать об этом?

Мужчина тихо рассмеялся:

– От вас ничего не скроешь. В конце концов, рано или поздно вы бы, наверное, разузнали и об этом! Что же, если это хоть как-то может смягчить мою вину…

Девид также наклонился к Кириллу поближе и продолжил свой рассказ:

– Я – младший сын в семье. Разгильдяй и тунеядец – разумеется, с точки зрения отца. Мне не хотелось просиживать в душных конторах всю оставшуюся жизнь. Я взял некоторую сумму денег и отправился в путешествие, сам не зная – куда и зачем. Именно тогда я сменил в паспорте свою фамилию с Монтгомери на Палмер, чтобы не позорить имя отца, – он задумался, подбирая нужные слова, – Путешествие затянулось на долгих десять лет. Когда я вернулся, то отец… немного изменил своё мнение обо мне. Мой старший брат был сбит на улице паромобилем, а средний после потери родственника стал пить. Я для отца оставался последней надеждой. Добавьте ко всему этому то, что семейная фирма была на грани разорения. Отец был в крайне подавленном состоянии. Он слёг, а делами стал заведовать наш управляющий. Я решил доказать отцу, что ещё на кое-что способен.

Он всё также сжимал и разжимал кулаки. Было похоже на то, что британец переживает смешанные чувства, хотя с другой стороны, подумал Кирилл, это могла быть и игра на публику. Девид своей историей словно бы пытался разжалобить собеседника, дабы впоследствии просить о снисхождении.

– Я узнал, что все наши дирижабли были застрахованы – какие-то на большую, какие-то на меньшую сумму. Самым дорогим в этом плане оказался «Голиаф». В письменной форме я отдал распоряжения, чтобы на борту судна появился ещё один зажигатель в курилке и чтобы в верхних комнатах, поближе к обшивке, персонал стал оставлять открытый огонь – свечи. Я аргументировал это удобством для пассажиров. Многие соглашались, но некоторые не одобряли, ссылаясь на старые нормы правил безопасности. Да, и кстати – никто из команды меня, как сына мистера Монтгомери, не видел в лицо.

– Очень удобно, когда вы хотите инкогнито совершить рейс на «Голиафе», – улыбнувшись, заметил Кирилл.

– Да, и я этим воспользовался.

– Вы надеялись, что кто-то совершит ошибку и дирижабль взорвётся без вас?

– Да… надеялся…, – он откинулся на спину, – Но время шло, а ничего не просходило.

– И тогда вы решили взять дело в свои руки. – Кирилл Петрович указал ладонью в грудь мужчины, кивнув себе.