Глаза резало… невыносимо. Было больно от насыщаемого светом воздуха, скоро магия этого часа пропадет… стоит солнцу взойти и дымке развеяться по ветру, но она не желала разрывать этой хрупкой нити. Дрожащая рука поднялась к лицу, стерев из-под глаза зверя скопившуюся мутную влагу…
Запахло ладаном, окончательно расстроив ее чувства и вскружив голову.
– Только не это… – лишь успела хрипло простонать Беатрис, прежде чем вновь провалиться в бесчувственное ничто.
В тот самый чертов миг, когда ей показалось, что не все еще было потеряно… эта хрупкая нить свежего шелка ускользнула из ее рук, оставляя ей на откуп лишь жалобный в своем бессилии стон любимого ею существа.
***
Прошли несколько дней. Даже несмотря на благополучное разрешение этих сумасшедших событий, было отступившая на время тревога снова сковала разум, заставляя пальцы непроизвольно подрагивать мелкой дрожью. И смотрели на нее солдаты еще более настороженно, чем раньше. Ведь раньше она пусть и была похожа на вполне себе фактический труп, но хотя бы труп, подававший признаки жизни. А сейчас… она не могла разглядеть своего отражения, но знала, что в достаточной мере отражает свое внутреннее состояние – полную опустошенность.
Не в силах найти себе места, отчаявшись сидеть взаперти, Беатрис вернулась к затухающему в темноте большой залы камину, где все еще чернели пятна крови и торчали выдранные гвоздями с боков Айзека в спешке клочки черной шерсти. Там все еще витал запах Зверя… искрилось пеплом его дыхание. Сквозил из многочисленных щелей холодный зимний ветер, подчеркивая обезличенность и нарочитую отстраненность в каждом предмете, забытом здесь на века. Чтобы служить пристанищем лишь таким изгоям, как она. Облизнув пересохшие губы, девушка опустилась на колени перед запекшейся лужей, все еще ярко пахнущей, задумчиво вглядываясь в игру бликов на жирной пленке. Что-то поменялось внутри нее, но она не могла осознать что. Да, это была не живая кровь, но слитая с живого животного. Вполне подходящая, если срок был соблюден. Что же тогда произошло? Неясно… Айзек еще не кормил ее, трудно было делать какие-то выводы. В ее состоянии вообще было бы опрометчиво делать хоть какие-то выводы. И что же она наделала…
– Что со мной происходит?.. – опустошенно произнесла Беатрис, будто обращаясь к тлеющим углям и алеющей золе, лишь покалыванием мурашек по спине ощущая чужое присутствие, – Я сама себя не узнаю… Вроде все сделала правильно, по совести, не могла иначе, но чувство… будто я выгораю изнутри от невыносимого чувства вины и осуждения. Будто беру что-то чужое без разрешения. Я была ведьмой! – стукнула она кулаком по полу, лишь подняв облачко пыли, – Я овладела знаниями, позволившими мне получить статус хозяйки своей земли, я знаю, какие инструменты использовать, чтобы добиться желаемого, знаю противодействие к почти любому действию, все это просто, просто как деревянный кубик… Меня не слушал никто, меня перестал слышать ты, мне пришлось орать в небеса, чтобы меня услышал хоть кто-то! – повысила она голос, крепко зажмурив глаза, – Так вышло, что мое нынешнее состояние не позволяет мне без вреда для собственной шкуры делать то, что при жизни я делала с легкостью, но разве это значит, что я больше не могу этого вообще? Нет… для тебя я способна на многое, если не на все, Айзек… Ибо только благодаря тебе у меня теперь и есть эта возможность… жить дальше и менять свою жизнь. Но куда она меняется теперь?
