Тео успел зевнуть пару раз, когда спустя пятнадцать минут неприятные типы вытащили из лавки тяжелый, обернутый черной тканью сверток и положили его в гроб. В гроб!
Господи. По спине парня пробежала капля липкого пота. Гроб аккуратно поставили в крытую телегу. Затем сняли с петель дверь, закинули ее туда же и укатили, будто никого и не было тут.
Пару часов спустя вернулся антиквар. Рвал на себе волосы, но на удивление тихо и быстро отыскал на улице пару бездельников, весьма подозрительных типов, но подозрительных не совокупно, а как-то по отдельности. Один здоровый, как медведь, с руками, способными удержать наковальню, а второй какой-то безликий, невзрачный, похожий на обыкновенного нищего в толпе. Несмотря на эти различия они славно потрудились, причем сообща. Хозяин, принимая работу, зашел внутрь, а эта пара «плотников» так и застыла, буравя взглядами друг друга. Сначала один сделал приглашающий жест, кивая головой на дверь, его тут же повторил второй. Снова показать приглашающий жест, но уже выхваченным стилетом «безликому» не дали, не больно-то помашешь некстати согнутым дугой клинком, как и не станешь перечить просьбе улыбающегося человека, способного на такое.
На город опускались сумерки, но свет в окнах антикварной лавки так и не зажегся…
***
Часы как в тумане. Сколько их прошло, а может, это был лишь миг. Волна головокружения вновь прокатилась по телу, как после прыжков в Бездну, резкий запах врезался в нос, напоминая о том, что произошло. И прежде чем открыть глаза, Беатрис осознала, что на самом деле она все еще связана… привязана крепкими веревками толщиной с палец прямо к креслу. Надо сказать, креслу мягкому, обитому дорогой тканью, похожей на бархат. И никакой ностальгии в виде темниц, камней залитых кровью и звенящих кандалов со стонами обреченных пленных в соседних с ней камерах…
Все было куда хуже.
– Очнулись… госпожа Бойе?..
Она вздрогнула, поднимая взгляд… боясь увидеть того, кто перед ней. Она слышала его голос лишь однажды, но именно после этого она оказалась здесь. Перед ней, в теплом свете напольных канделябров по углам комнаты, выстеленной мягким ковром, обставленной вдоль стен стеллажами, в таком же кресле, в котором находилась и она, сидел мужчина. На склоне лет, но едва тронутый сединой, облаченный в стелющуюся до пола рясу, перебирая в руках четки, он обводил ее долгим взглядом. И на его груди…
– Ваше распятие…
– М-м-м… гляжу, вы меня все же узнали. – с одобрением кивнул он, чуть приподняв бровь, проведя пальцами по сверкающим в венце Христа цитринам, – Не буду извиняться за недавнее представление, но я рад, что оно произвело на вас впечатление. Впрочем, вы так долго не приходили в себя, что я уж не на шутку начал волноваться, что перегнул палку. Зная вас… ни в чем нельзя быть уверенным.
– Что с… хозяином…
Мужчина замолк, недоуменно вглядываясь в ее пристально сощуренные глаза, требующие сиюминутного ответа. Она совсем не выражала своего волнения и, казалось, его это смущало.
– Удивлен… что у вас еще есть силы интересоваться его судьбой, но, уверяю вас, никто не пострадал. Почти… – позволил он себе легкую ухмылку.
– Генри… полагаю. – хрипло выдохнула Беатрис, облизнувшись.
Когти скрипнули по деревянным вставкам на подлокотниках, заставив мужчину перед ней лениво опустить на них взгляд.
– Что же натолкнуло вас на такие мысли? – спросил он, вновь посмотрев в ее глаза.
