Гайка смотрит на меня странно и, кажется, хочет еще что-то сказать, но внезапно тишина бьет по ушам – музыка смолкает.
– Вечеринка окончена. – Мы с девчонкой одновременно оборачиваемся на голос.
Ну привет, пап.
10. Глава 10
Яся
Народ, как по волшебству, растворяется в воздухе. Хохот и громкая музыка сменяются скрипящей тишиной. И только с шоссе доносится приглушенный расстоянием шум автомобилей.
Кирилл резко встает, я – за ним. Прячусь у него за спиной и наблюдаю, как ладони Скоморохина сжимаются в кулаки, а его руки полосуют веревки вен. Я трясу головой, чтобы избавиться от наваждения, встаю на носочки и осторожно – читай трусливо – выглядываю из-за его плеча.
Глеб Борисович подходит не сразу. Он, будто хищник, что дает жертве осознать незавидную участь и смириться с концом. Двигается медленно, я даже зажмуриваюсь. Хорошо знаю старшего из Олейников, помню, что он был довольно жестким с Маратом. С замиранием сердца я жду чего-то страшного, голову в плечи вжимаю.
Жду, но ничего не происходит.
– Соседи вызвали полицию, – спокойно, даже как-то устало поясняет отец Кирилла. – Такими темпами с помощью тебя и Марата я им скоро новое отделение отстрою.
Удивлена, что слышу сарказм в голосе мужчины.
– Надеются, мы решим этот вопрос без них. Так ведь?
Спина Скоморохина напрягается сильнее. Я вижу, как под тонкой, облепившей тело футболкой проступают рельефы мышц. Кир походит на оголенный провод, только притронься – разом убьет. А я будто околдована, даже не замечаю, что дрожу. Все-таки поздним вечером стоять на ветру в мокрой одежде не лучшая затея.
– Кирилл, я знаю, что происходит. – Тон Глеба Борисовича резко меняется на серьезный. – Каждый год… – он не договаривает. – Я уже пытался объяснить тебе, что могу помочь. Если ты позволишь. Мне ведь тоже…
– Не начинай. Я не поверю.
Кирилл чеканит слова таким ледяным тоном, что трава на газоне должна бы покрыться инеем.
– Сын, эти вечеринки ничего не изменят.
Я все еще не могу видеть, что происходит. Наверное, Глеб Борисович решает подойти ближе, потому как Кирилл отшатывается назад и случайно толкает меня, вынуждая выйти из тени.
Взгляды мужчин – надо переставать льстить Скоморохину – в один миг сходятся на мне.
– Здравствуйте, – выдаю я, отвлекая на себя внимание.
Чувствую необходимость помочь Кириллу, потому что… да просто потому что. Я ему должна за ужин.
– Ярослава, – удивленно произносит мое имя Глеб Борисович.
Знал бы он, насколько сама поражена из-за того, что собираюсь сделать.
– Это я устроила вечеринку. Кирилл мне только помог, он не при чем. Буду благодарна, если не скажете моим родителям. Все слегка, – я оглядываю разгромленный двор, – вышло из-под контроля. Но я больше так не буду. Честно.
Олейник-старший, одетый в дорогой костюм и галстук-удавку, хмурит брови. Хмурит брови и вот ни фига ж не верит, но молчит.
Ненавижу врать, хоть и дается мне это легко. Почему же с тех пор, как я попросила помощи у Скоморохина, ложь из меня льется без остановки? Кошмар.
Не знаю, что собирается ответить его отец, по выражению лица не понять. Слава богу, ему звонят и отвлекают от нас.
– Минуту, – произносит, пригвождая к месту будто нашкодивших детей.
Я выдыхаю, лишь когда тот отворачивается и говорит про дом – наверное, с хозяином. Или с соседями. Или с той же полицией. В общем, по наши души диалог. То есть не по наши, а по мою душу и Кира. То есть… ну вы поняли.
