Эйдос непокорённый - страница 12

И всё же он вынимает пенал-скрутку из недр балахона, разматывает шнурок и разворачивает инструменты. По келье разносится запах микстур. В пенале полно тонких железяк и флаконов – постоянный набор лекаря. Я воодушевляюсь, никогда не думала, что с радостью предложу пустить себе кровь. Но старый Мастер открывает флакон и всего лишь льёт прозрачную жидкость на мои царапины, прямо как в детстве на разбитые коленки. Щиплет немного, но что толку?

– Ты же сказал, надо срочно это убрать! – возмущаюсь я, хотя сама не верю. Но Мастер Гиллад врать не станет. – Оно правда меня убивает?

– Раз сказал, значит, так и есть. Мне жаль, Рыжик, но пока это всё, чем я могу помочь, – он закупоривает флакон, сматывает инструменты и поднимается.

– Но… – что-то душащее сдавливает мне горло, и я лишь наблюдаю, как он уходит, оставляя меня со смертельной штуковиной на руке.

Пульс стучит в висках, хочется забраться на вершину Башни и выть, звать на помощь. Чувствую себя тонущим кораблем из «Фантазий Путешественника». На моём борту пробоина, и волны океана, который я ни разу не видела, как, в общем-то, и корабль, пожирают меня с потрохами. Нужно успокоиться, собраться, подумать – это всё, чем я могу себе помочь. Вдох-выдох.

Не выходит. Бегаю из угла в угол, думаю, как избавиться от метки, и оставить Совету меньше поводов для обвинений. Кого позвать на помощь?

Даже если я уберу отметку Демиургов, всё равно стану изгоем. Если доживу. Меня начнут избегать. Так себе перспектива. Спасибо Макс, надеюсь, тебе там икается. Никакого больше Архива, где я записываю, подшиваю, сохраняю рукописи, а в перерывах пробираюсь в обсерваторию разглядывать космос в телескоп и рыться в сведениях о тех, кто искал способы покинуть обитель. Как без этого жить? На моё место назначат святошу, который понятия не имеет, с какой аккуратностью нужно подходить к хрупкому наследию предков: знаниям об Эйдосе, древней литературе. Мне не позволят ухаживать за фолиантами и искать лазейки в аллидионской стене, а отправят чистить сортиры и баркачьи загоны. Есть, спать, медитировать придётся среди стада животных, а между тем древняя астрономия будет разлагаться на полках забытой обсерватории. Даже сейчас вместо того, чтобы просиживать задницу в этой дыре, я могла бы хоть немного проинструктировать замену. А кто доведёт до конца моё тайное дело? Мне бы передать его перед смертью.

Мороз пробегает по коже. Я царапаю уже саднящее запястье, пытаюсь унять дурное предчувствие и бешеный пульс. Хочу рассмотреть грёбанную отметку, понять, что это, но в полумраке ничего не видно. Чтобы добыть больше света приходится забраться на статую, поближе к дыре в потолке.

Небесное светило сверлит скромным лучиком отполированную до зеркального блеска башку Демиурга. Искристые вкрапления на его крыльях рассеиваются цветными звёздами по полу, стенам, и по мне – особенность неизвестного материала, из которого он высечен. Здесь не самый большой истукан, но в сидячем положении он достаёт почти до потолка. Забравшись на его широкое плечо, я оказываюсь прямиком у зеркальной башки. Над нами дыра в потолке, кусочек вечернего неба старается быть для истукана лицом. Демиург привык хмуриться тучами, улыбаться светилом и плакать дождём, но теперь он примеряет черты человека, забравшегося на его плечо – моя рыжая морда с широкими скулами маловата по отношению к его голове и смотрится комично, вспухшие красные веки – ореол печали вокруг бледно-голубых глаз – не подходят его величию, как и шрам от ожога на шее, который оставила мне Батья-Ир. А вот сувенир из Башни ему подойдёт. Но я не пойму, почему его важность раздута религиозными фанатиками? С виду обычная заноза или подкожный паразит. Мне бы лезвие и тогда поглядим, кто кого.