Фабиола или Церковь в катакомбах. Повесть из эпохи гонения христиан - страница 16

Император Диоклетиан

– Правда, – прервал его Фульвий, – но мне известно, что император разослал повеления прислать сюда всех ссыльных рудокопов из Испании и Сардинии и даже из Херсонеса для работы в термах, и я уверен, что если пришлют тысячи две-три христиан для этой работы, то бани скоро будут окончены.

– А почему христиане сделают скорее, чем другие преступники? – спросила с любопытством Фабиола.

– Право, – отвечал Фульвий с иронической улыбкой, – я не могу объяснить вам этой причины, но так должно быть. Я убежден, что среди пятидесяти наших преступников не найдется более одного христианина.

– Неужели! – воскликнули все хором, – почему?

– Обыкновенно, наши преступники, – отвечал Фульвий, – не любят трудиться и их каждую минуту нужно подгонять, а как только надсмотрщик отвернется от них, они перестают работать. При том, наши преступники обыкновенно не воспитаны и не совершенны, сварливы и слабы, между тем, как христиане, осужденные на каторжные работы считают себя всегда счастливыми и весело исполняют свое дело. Я видел в Азии молодых патрициев, осужденных на эти работы; руки их, никогда до этого не поднимавшие топора и слабые плечи, не носившие тяжестей, исполняли тяжелые работы, и они были, как мне казалось, так счастливы и веселы, как у себя в доме. Не смотря на это, смотрители не жалеют и для них ни розог, ни палок и это понятно, так как воля божественного императора, чтобы их жизнь была самая тяжелая, должна быть исполнена, но они никогда не жалуются и считают это справедливостью.

– Не могу согласиться, чтобы такая справедливость нравилась кому-нибудь, – сказала Фабиола, – но странно! Какой это должен быть удивительный народ! Мне очень хотелось бы знать, откуда проистекает это побуждение или причина такой глупости и неестественного бесчувствия христиан.

– Кальпурний, без сомнения, объяснит нам это, – сказал Прокл шутя, – потому что он философ и может говорить по целым часам о каком-нибудь предмете, начиная от Альп и кончая антиподами.

Кальпурний, задетый за живое и, чувствуя себя в центре внимания, серьезно отозвался:

– Христиане, – начал он, – принадлежат к чужестранной секте, которую основал несколько веков тому назад известный халдейский учитель. Учение его было перенесено в Рим во время Веспасиана двумя братьями, по имени Петр и Павел. Некоторые ученые доказывают, что эти братья-близнецы назывались евреями – Моисеем и Аароном, младший из них купил у брата право первородства за козленка, кожа которого была ему нужна на перчатки. Я не ручаюсь за достоверность того, что записано в мистических книгах жидов, но там сказано, что один из этих братьев, видя, что жертвы, приносимые братом, предвещали ему счастливую будущность, убил его, как наш Ромул Рема, с тою разницей, что для этого убийства он употребил ослиную челюсть, за что царь Мардохай Македонский, по просьбе своей сестры Юдифи, велел повесить его на виселице в 50 футов вышины. И так Петр и Павел, как я сказал, пришли в Рим; Петр был признан невольником у Понтийского Пилата и по приказанию своего господина был распят на кресте в Яникуле. Их ученики, которых у них было немало, приняли этот крест за символ своей веры и теперь молятся ему. В виду этого они считают за величайшее счастье страдать и переносить насмешки и даже позорную смерть, как лучший способ уподобиться своему учителю. Они говорят, что соединятся с ним в каком-то месте за облаками.