– О, не говори мне этого, милая госпожа, – отвечала слепая, – я ручаюсь, что моя пища гораздо лучше. Ты имеешь возможность делать добрые дела, а бедная невольница может делать их только тогда, когда встретит какое-нибудь несчастное создание, беднее себя; вследствие этого, как она сама, так и эта мысль делают ее угощение вкуснее, чем твое.
– Ты говоришь правду, – ответила Агнесса, – я очень рада, что застала тебя в ее обществе; ты услышишь добрые вести, которые я принесла для Сиры, они тебя тоже обрадуют… Фабиола согласилась уступить ее мне… Теперь, Сира, я буду твоей и возьму тебя завтра с собой. Ты будешь совершенно свободной и дорогой для меня сестрой.
Цецилия от радости захлопала в ладоши и бросившись на шею Сиры, воскликнула:
– О как это будет хорошо и как ты теперь будешь счастлива, моя дорогая Сира!
Но Сира смешалась и отвечала дрожащим голосом:
– Добрая, милая госпожа, какое великое благодеяние с твоей стороны обращать внимание на такое существо, как я! Но прости, если я осмелюсь умолить тебя оставить меня тем, чем я была до настоящего времени… Уверяю тебя, дорогая Цецилия, – прибавила она, – что мне хорошо живется у моей госпожи.
– Но почему же ты хочешь остаться у нее? – спросила Агнесса.
– Потому, – отвечала Сира, что лучше быть верной слугой Богу и покоряться тем обстоятельствам, какими он наградил меня… Конечно, я не родилась в таких условиях, в которых теперь нахожусь по чужой воле, тем не менее…
Рыдания прервали ее слова.
– Мало помалу я все больше убеждаюсь, – продолжала она, – что Господь видно желает, чтоб я служила ему на этом поприще, поэтому могу ли я желать перемены своей жизни?
– Хорошо, – живо сказала Агнесса, – в таком случае мы можем условиться: я не уволю тебя и ты останешься моею рабою, тогда это будет одно и то же.
– Нет-нет, – отвечала Сира с улыбкой, – и этого быть не может. Учение нашего великого апостола говорит нам, что слуги должны повиноваться и зависеть от своих господ, не только тех, которые хорошо и ласково обходятся с ними, но и тех, которым трудно угодить. Я далека от мысли, что моя повелительница принадлежит к последним, но ты, моя дорогая Агнесса, чрезвычайно добра и милосердна ко мне. Живя с тобой, я бы не знала своего креста. Ты не знаешь, как я горда и упряма по своей натуре. Я не могла бы быть спокойна, не перенося известных унижений и неприятностей…
Агнесса была почти убеждена в этом и поэтому еще более желала завладеть этим сокровищем добродетели.
– Я вижу, – Сира, – сказала она, – что никакие слова не могут разубедить тебя; но этим ты затрагиваешь мое самолюбие. Понимаешь ли, я хочу иметь тебя при себе, чтоб усовершенствоваться и идти по твоим стопам. Такую просьбу ты не можешь отвергнуть, Сира.
Ты не можешь быть самолюбивой, отвечала Сира, – что же касается твоей просьбы, я обращусь к тебе самой. Ты знаешь и любишь Фабиолу. Это – благородная душа, обладающая светлым разумом и совершенством… О, если бы всевышний господь помог нам просветить ее душу светом правды! Эта добрая госпожа, соединяя в себе все лучшие качества, все перлы добродетели, которые только мы умеем ценить, была бы хорошей христианкой если бы…
– О, говори, говори, дорогая Сира, – с восторгом воскликнула Агнесса, перебивая ее, – питаешь ли ты надежду?
– Молюсь о том каждый день и каждую ночь. Это единственная моя мысль и цель моей жизни… Я давно уже пробую обратить ее внимание на мою терпеливость уступками и теми разговорами, один из них ты слышала сегодня, а если все средства будут истощены, у меня останется еще одно.
