Миронов не согласен со мной. Его учение полностью исключает возможность случайного развития событий.
Согласно Диминой теории, которая является не чем иным, как мутным раствором из писанины Майкла Ньютона, «Розы Мира» Даниила Андреева, нейролингвистического программирования и буддизма для чайников, все, что мы делаем, и все то, что случается с нами, – предрешено. Сама по себе мысль не нова. Ее так и сяк трактуют фаталисты всех мастей от банальных католиков до адвентистов седьмого дня и прочей сектантской нечисти. Но из всех известных мне людей только Дима умудрился вылепить свою собственную, одновременно кривую и стройную теорию устройства фатума. Эта самая теория не была бы и вполовину так ценна, если бы подразумевала исключительно слепую покорность судьбе. В чем кайф жизни, если за тебя уже всё решили и твой удел лишь в том, чтобы, сжав в одной руке бритву Оккама, а в другой – червяка сомнений, ковылять в сторону гробовой доски? Поверьте, Мироновское учение относительно жизни и смерти стоит того, чтобы остановиться на нем чуть подробнее, поэтому я с удовольствием поделюсь с вами его основными постулатами, равно как и собственными соображениями на сей счет. Но перед тем как предложить вам ознакомиться с содержанием этого учения, я позволю себе небольшой офтоп, который без сомнения поможет нам чуть лучше узнать самого Диму. Скорее всего, это маленькое лирическое отступление окажется небесполезным для пытливого читателя, пожелавшего разобраться в причинах и последствиях событий, происшедших непосредственно после того, как мой друг нарушил своим неожиданным появлением рутинное течение нашей тривиальной пьянки.
Меридия вторая
Большое видится на расстоянии
Необычной гранью чуда
Осветил я горизонт.
В никуда из ниоткуда
Солнце нам поклоны бьет
А. Лобачев
Санкт-Петербург, Российская Федеративная Империя, 2089 г.
В те доисторические времена, когда мамонты еще бродили по Земле, а мы с Димой только-только успели как следует подружиться (то есть году в две тысячи первом), нас с ним интересовали любые формы совместного движения с мячом. Мы обожали футбол и волейбол, но не брезговали даже баскетболом и регби; что уж говорить о таких относительно аристократичных видах, как теннис, который, подобно медведице, бывает большой и малый. В этой истории речь пойдет об относительно большем теннисе. Недалеко от станции метро «Лесная» с незапамятных времен располагается стадион с неизвестным мне названием, на который мы впервые попали по делам футбольным, но сразу присмотрели там же пару симпатичных теннисных кортов, которые вполне свободно сдавались внаем за деньги. Система оплаты там строилась престранным образом. Нужно было пойти в административное здание, располагавшееся метрах в тридцати от футбольного поля, и заплатить за игру мзду из расчета 50 рублей в час. По этому поводу тетенька из здания выдавала квиток, который следовало предъявить специальному деду в кепке, сидевшему непосредственно рядом с кортом, в знак уплаты мзды и права играть. Все эти детали мы с Димой узнали при первом же посещении упомянутого спортивного комплекса. За день до второго посещения я получил от него входящий звонок на стационарный телефон с просьбой принести на теннис несколько синих ручек разных оттенков. Зачем? Ответ очень простой: Дима предложил заплатить в кассу административного здания 50 рублей за один час игры, а затем подобрать из принесенного набора ручку подходящего цвета и приписать единичку, чтобы играть целых три часа! По поводу столь сомнительного способа утроить невероятное удовольствие от игры с Мироновым я имел ровно три аргумента против, а именно:
