Фаина Федоровна - страница 19
–А почему вы им не пользуетесь?
–Я пользуюсь, Даша. Но вы не поверите, у меня стойкое ощущение, что статьи в энциклопедии полнее и систематизированы лучше.
–Да, ну… Просто вы к бумаге привыкли. В интернете всё короче и понятнее.
Я пожимаю плечами. Возможно. Но я уже не люблю короче. Хотя… Есть у меня одна книжка. Учебник. Уже старый-старый. С одной вырванной страницей. Если бы вместо него был у меня интернет…
В круглое отверстие моего лобного зеркала аккуратно входит кончик моего указательного пальца. Зеркало для того, чтобы фокусировать свет в проблемном месте. Когда я сижу на таких вот заседаниях, я снимаю эту штуку с головы и машинально верчу в руках. Это началось ещё с поликлиники.
Кончик пальца погружается в отверстие, чуть не доходя до конца конечной фаланги. Ноготь – ненакрашенный и коротко обрезанный высовывается с другой, незеркальной стороны, на которой выцарапаны три буквы – О Л Г. Это сделала Фаина Фёдоровна на всякий случай, чтобы зеркала не перепутать.
Вообще-то эта штука называется – лобный рефлектор, но мне больше нравилось говорить проще.
–Фаина Фёдоровна, вы не видели мое зеркало?
Может быть, мне нравится до сих пор так называть рефлектор и потому, что я его часто использую для себя вместо зеркальца из пудреницы. Зеркальная поверхность вогнутая, так лучше фокусируется свет. Это позволяет мне подробнее разглядеть какой-нибудь случайный прыщик на своей щеке, метку от больного – капельку крови около глаза, размазавшийся след от карандашика на веке. У Фаины было точно такой же рефлектор, только старый, поцарапанный. И она в него точно так же смотрелась, когда пудрилась.
Пудриться тогда было в моде. Особенно ценились компактные пудры в чёрных коробочках с тонкой золотой розой «Ланком». Такие штуки продавались у нас только на толкучке, но Фаина Фёдоровна пользовалась отечественной пудрой «Рашель» – цветом крем-брюле и густой, как пыльца. Было забавно наблюдать, как она пудрилась во время нашего приёма. Отойдёт к окну, повернётся ко мне спиной, достанет из кармана свою любимую картонную коробочку, а из ящика – свой рефлектор. Попудрится, дунет на ватку – будто молочное облако ложится на подоконник. Потом посмотрится в зеркало и слегка морщится. Держит его одной рукой, а другой летуче хлопает по лбу, по щекам – смахивает лишнюю пудру. У неё и тряпочка сбоку у окна была припасена. Попудрится, дунет, посмотрится в зеркало, уберет его назад в ящик и тряпкой смахнёт с подоконника следы пудры. И опять ко мне. Не надо ли чего?
Отверстие в центре зеркала сделано, чтобы врач мог смотреть больного двумя глазами. Круглая дырка довольно узкая, мой кончик пальца краснеет, набухает, а ноготь, наоборот, белеет, но я, сидя в кабинете заведующей вместе с остальными, упорно повторяю раз за разом это мазохистское движение. Теперь такие зеркала почти никто из врачей не носит, а мне эта дырка представляется порталом. Я и чья-то болезнь – на одной прямой, пролегающей сквозь дырку моего зеркала. А ещё это круглое отверстие в лобном рефлекторе может быть порталом из прошлой жизни в настоящую.
Качание серёг заведующей становится интенсивнее.
–…И таким образом сформировалось решение объединить два бренда – наше отделение и такое же в 5-й больнице. Количество коек остаётся прежним. То есть, столько сколько было у них, а мы просто переезжаем на их базу.
Конечно, когда по молодости тебе кажется, что ты можешь перепрыгнуть любую лужу, протанцевать всю ночь, съесть невероятное количество еды и запомнить весь словарь латинских слов вместе с их падежными окончаниями, то ты вероятно думаешь, что лечить людей – это очень благородно, прекрасно, денежно, заманчиво… Что тебя будут любить, ценить, уважать за то, что… ты…. не… щадя… себя…