– Обещаю. – У Дронго задрожали губы, и он отвернулся.
– Спасибо. Ты удивительный человек, Дронго, никогда в жизни не встречал такого, и не потому, что ты мыслишь как хороший компьютер. В тебе есть качества, которые я всегда ценил в людях. Цельность, вера в себя, вера в свои идеалы. Ты один из немногих, кто не оплевывает свое прошлое... Может быть, поэтому...
– Тебе нельзя много разговаривать, – сказал Дронго.
– Можно, мне сейчас все можно, – махнул рукой Вейдеманис, – если завтра все пройдет хорошо, я буду жить. Если нет, значит, так мне суждено.
– Я позабочусь о твоих близких, – пообещал Дронго, – можешь не беспокоиться. Все будет хорошо.
– И еще, – выдохнул Вейдеманис, – насчет Кочиевского. Он очень сложный человек. Мстительный, злопамятный. Он может им навредить.
– Уже не может, – сказал Дронго, – когда мы привезли Труфилова в Москву, а тебя положили в больницу, он покончил с собой. Сгорел на собственной даче. Три недели назад состоялись похороны.
– Тогда все в порядке, – Вейдеманис снова закрыл глаза. – Но его люди не успокоятся. Берегите Труфилова.
– Мы все сделаем, – мрачно пообещал Дронго, не решившийся сказать правду.
– Илзе хорошая девочка, – пробормотал Вейдеманис, – ей будет трудно вернуться в Ригу. Помоги им. Я знаю, что прошу слишком много, но доверить ее могу только тебе. Только тебе.
Дронго поднялся, посмотрел Вейдеманису в глаза. Взял его за руку. Рука была невесомой.
– Все будет нормально, – твердо сказал он, – что бы ни случилось, можешь не беспокоиться.
– Я часто размышлял о жизни, – сказал Эдгар. – Зачем мы приходим в этот мир? Каково наше предназначение? Что заложил в каждого из нас Создатель, если он существует? Ни на один из этих вопросов я не находил ответа.
Дронго хотел прервать затянувшийся разговор, но Вейдеманис жестом остановил его.
– Теперь я знаю – жизнь и есть высший дар Создателя. Только мы не заслужили его и принимаем как должное вместо того, чтобы совершить что-то великое, достойное. Даже не думаем об этом. А думать нужно.
Он помолчал и продолжил:
– У меня никогда не было брата, отца я потерял, когда был совсем молодым. Мне иногда кажется, что ты мой младший брат. Или же старший, хотя ты моложе меня на десять лет.
Он перевел дух.
– Будь осторожен, Дронго. За Труфиловым охотились не зря... Дело это не совсем обычное. За ним стоят очень серьезные люди. Ты даже не подозреваешь, кто именно.
– Мы не сдадимся, – пообещал Дронго, – можешь не сомневаться.
– Я и не сомневаюсь, ты скорее погибнешь, чем сдашься. Может быть, именно за это я тебя и люблю. Прощай. И ничего не говори моим.
– До свидания, – Дронго поцеловал Вейдеманиса и, не оглядываясь, вышел из палаты. У женщин, дожидавшихся в коридоре, были тревожные, напряженные лица. В глазах – отчаяние.
– Спасибо вам за все, – сказала мать Вейдеманиса, – сын говорил, что это вы спасли его. И нашу Илзе тоже. Я буду за вас молиться. За вас и за Эдгара, – голос у нее дрогнул.
Она протянула Дронго маленький крестик с цепочкой.
– Я знаю, вы не христианин, – ей трудно было говорить, – но Бог у всех один. Возможно, вы неверующий, как мой Эдгар. Но он просил меня передать вам этот крестик. Это реликвия нашей семьи, ему сто с лишним лет. Примите его.
Дронго посмотрел на ее дрожащую руку, перевел взгляд на печальное лицо девушки, взял крест и опустил в карман.
– Благослови вас Господь, – тихо произнесла старая женщина.
