– И как, выполнил он твои условия?
– Да, выполнил. Жил тихо, водку и в самом деле не пил.
– То есть никто к нему не приходил?
– Нет, не приходил.
– А занимался он чем, когда дома был, не замечал?
– Конечно, я за ним все время не смотрел, но иногда он вообще только вечером приходил, а утром уходил рано. Иногда дома оставался, газеты читал, книги у него какие-то видел.
– Может, названия заметил?
– Нет, не заметил, просто видел, что на столе лежали.
Пока расспросы татарина никаких сведений не давали, оставалось только одно:
– Слушай, разреши нам этот гостевой домик осмотреть? Может, что после него осталось.
– Так уже убрались мы там, он ничего не забыл, – попытался возразить хозяин дома, но после настойчивых просьб как самого Железманова, так и красноречивого взгляда унтер-офицера согласился:
– Ладно, обождите секунду.
Он обернулся внутрь двора и кому-то приказал:
– Иди в дом.
Петр Андреевич догадался, что распоряжение относилось к супруге или дочери Рамиля. У татар не практиковалось закрывать лица своим женщинам, паранджа или никаб не были свойственны им, но все же глава семьи обязан охранять спокойствие и честь женщин в своей семье. Поэтому пусть они побудут в доме, пока представители власти будут ходить по двору.
Комната в гостевом домике была небольшой, роскошью не отличалась. Традиционная кровать с металлическими шарами на спинке, стол, стул с изогнутой спинкой, навесной деревянный шкафчик с резными дверцами. На столе керосиновая лампа, полы покрыты пестрыми половиками, вязанными крючком из лент, нарезанных из ветоши, такие и по сей день можно видеть во многих деревенских домах. Железманов тщательно осмотрел жилище: заглянул под кровать (пол чисто вымыт, посторонних предметов нет), отодвинул занавеску на окне, окинул взглядом, увы, пустой подоконник. Ничего! Последняя надежда: рука потянулась к шкафу. И вот тут повезло: когда Петр потянул дверцу на себя, к его ногам выпал сложенный в несколько раз листочек бумаги. Дверцы старого шкафа несколько ссохлись и стали самовольно раскрываться, и постоялец исправил непотребное поведение мебели простым способом: вставил многократно сложенный листочек бумаги. С нетерпением следователь раскрыл находку и показал его хозяину дома:
– Ты писал?
– Нет, думаю, возможно, Дмитрий писал, он просил чернильницу.
Но потом, рассмотрев повнимательнее, засомневался:
– Вроде не его рука, я один раз видел, как он пишет.
Железманов стал читать. Было похоже на отрывок письма: «Будешь в Питере, можешь останавливаться у меня. Я опять живу все у той же балерины, пустым словам которой верить нельзя. Приезжай в любое время».
– Ну вот, теперь надо искать какую-то балерину, – покачал головой следователь. – Точно никаких женщин рядом с ним не видел? – спросил еще раз он татарина.
– Точно, – заверил он. – Я одну вещь вспомнил: в дом он никого не водил, но один раз постояльца моего за воротами дома на улице другой мужчина ждал. Дмитрий к нему подошел, они руки пожали и вместе пошли.
– А как он выглядел? Опиши: рост, цвет волос, глаз, нос какой? – потребовал следователь.
– Роста невысокого, примерно четыре вершка7, цвет глаз не разглядел, волосы темные, но не такие черные, как у меня, и сам он белый, нос обычный.
Более точного описания получить не удалось. Надо было возвращаться в служебный кабинет, по любому дел полно. Железманов решил не брать извозчика, а дойти пешком через Успенский овраг. Он прошел площадь со старинной мечетью, которую окружали молодые березки. «Осень золотая придет, будет очень красиво, надо здесь написать картину», – подумал Петр. Он с трудом сдержался от соблазна пройти чуть ближе к реке, чтобы и там прикинуть возможный сюжет для этюда, но все-таки свернул в сторону оврага, дорога пошла вниз. Опять в глаза бросились возможные сюжеты: из листвы изящно выглядывала колокольня Успенской церкви. Также на возвышенности, словно белый пароход, парил дом Алянчиковых. Впрочем, здесь, почти внутри оврага, архитектура была несколько иной: тут стояли дома не самых состоятельных горожан, дороги, в смысле мостовой, и в помине не было. Наверх вела крутая лестница. Петр преодолел ее, по-мальчишечьи перескакивая через ступеньки. Буквально через несколько шагов городской пейзаж опять резко менялся: вместо деревянных домиков взгляд падал на дом Муромцева с изящной ротондой и оригинальным арочным крыльцом, в доме расположилась женская гимназия.
