Действительно, орлиные перья были у лучников улуса на вес золота. Обычно брали не больше трех перьев из орлиного крыла. А добыть орла было нелегко, даже если тот парил над головой охотника.
Когда стрельба по целям надоедала, Киркей придумывал новые забавы. Одна из них поначалу оказалась почти непосильной для Айдыны. Но она, закусив губу и чуть ли не плача от напряжения, таскала в гору камни вслед за другом и складывала из них об [5]
– Не отставай, девчонка! – кричал с горы Киркей, когда она, чуть не падая от усталости, с обломком песчаника в руках прислонялась спиной к корявой лиственнице. – Плетешься, как больная косуля!
– У-у, сын пегой лисицы, – задыхаясь, ворчала под нос Айдына, – ты меня косулей внизу назови!
И почти ползла в гору. Камень ни разу не выпал из ее рук, хотя иногда девочку порывало запустить им в голову насмешника Киркея. Но зачем, если обо у Киркея все равно рос быстрее? Одно успокаивало Айдыну: она ловчее прыгала через камчу, которую натягивал между деревьев зловредный приятель, а затем научилась стрелять из лука в прыжке и сбивать стрелой сучки на деревьях, что у Киркея получалось неважно.
Частенько по весне, спрятавшись в кустах, Айдына наблюдала, как старые дружинники-матыры учили будущих воинов владеть копьем и саблей, ножом и боевым топором, пальмой и шестопером и еще множеству хитростей, без которых невозможно победить в бою.
Брат Теркен-бега Чайсо тоже обучал будущих дружинников. Хоть и не слушалась его раненая нога, но стрелять он не разучился, и в битве на мечах ему почти не было равных. Будущие воины разили боевыми стрелами бегущую цель – распяленную на шестах шкуру барана, которую тянули веревками из-за укрытия. Чайсо сердился на нерасторопных и нетерпеливо повторял:
– Быстрее, быстрее стрелы пускайте, чтоб одна другую догоняла.
Учились стрелять верхом на коне и стоя на земле. Схватив саадак, вытаскивали лук, из колчана доставали стрелу. Спешившись, натягивали лук с колена…
Айдына с трепетом наблюдала, как стреляют лучники, не замечая, что раз за разом повторяет их движения. Правую ногу согнуть в колене, левое колено поставить на землю, изготовиться к бою. Взмах руки старого матыра – и тетивы луков оттянуты назад. Еще взмах – и вот уже правая рука лучника с зажатой между пальцами стрелой – у самого уха, а круто изогнутый лук полон едва сдерживаемой силы. Длинный и плоский, как лист ивы, наконечник уже почуял жертву. Он дрожит от нетерпения, но подпускает ее ближе… ближе… Легкий свист… Удар! И новая стрела мигом ложится на левую руку, а правая уже рвет тетиву к уху.
Но тяжелее всего молодым, диковатым еще подопечным давалась наука владения мечом. Чайсо заставлял их часами рубить на полном скаку шесты, бегать и прыгать в доспехах, учил быстро выстраиваться в конную лаву, а в обороне – щитом к щиту стоять неодолимой стеной и ощетиниваться копьями; показывал, как выбить меч из рук противника, как одному биться с двумя и тремя врагами разом. Он прохаживался от группы к группе, поправлял, наставлял, советовал. Вот взял у новичка меч.
– Делай, как я. Удар наноси не одной рукой, а с выпадом, чтоб сила в нем была, – говорил он и показывал, как вложить в удар вес своего тела. – Бей с потяжкой, всем плечом бей, тогда ни один враг перед тобой не устоит.
Держать подолгу меч в вытянутой руке оказалось труднее всего. Чуть ли не до обморока доводил Чайсо юношей, заставляя их стоять неподвижно в тесных, пока с чужого плеча куяка
