«Оказывается, маги, как чиновники, адвокаты и врачи, любят тянуть резину, – подумала я. – Еще бы, денежки-то текут».
– Готовьте ваши вопросы, – торжественно изрек Коровин.
«Интересно, как? – внутренне изумилась я. – Как мы их должны готовить? Будто эти вопросы не готовятся сами собой без всякого нашего участия. Не в этом ли заключается жизнь?»
Пока я размышляла на тему судьбы, Коровин сделал знак Равилю и тот, округлив глаза, начал мелко подрагивать, впадая в транс.
Собравшиеся, цепенея, принялись пожирать глазами трясущегося Равиля; воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумным дыханием медиума. Облако таинственности повисло над столом, приобретая некую зловещую плотность. Облако росло, раздувалось, тяжелело; присутствующие каменели, волновались и наэлектризовывались. Казалось, еще немного и…
И…
В комнату ворвалась Тамарка, моя заполошная подруга. Натыкаясь на народ и ушибаясь о стулья, она заспешила поближе к Коровину, сомнамбулически твердя на ходу «простите-извините, извините-простите».
Заметив меня, Тамарка возликовала, но тут же, уткнувшись взглядом в монументальную фигуру Маруси, испугалась, панически затормозила и устремилась подальше от нас, на другой конец стола.
Маруся тоже заметила Тамарку, громко фыркнула, давая понять всем присутствующим, что возмущена ее дикостью: в то время когда медиум, не жалея себя, пытается наладить контакт с духами, эта невежа врывается и…
Мне же было ясно, что Марусе, главным образом Марусе, хотелось выразить Тамарке свое презрение, которым она изрядно пропиталась за двадцать лет их вражды. И я, и Роза нервно заерзали на стульях. Затянувшаяся ссора Тамарки и Маруси доставляла всем нам огромные неудобства. Коровин же об этой вражде ничего не знал, а посему спокойно продолжил сеанс.
– Вызываю дух Наполеона! – страшным голосом взвыл он.
«Бедный Наполеон, – подумала я, – он при жизни не знал столько, сколько ему пришлось узнать после своей кончины».
Но, как это ни удивительно, дух не заставил себя ждать и явился мгновенно. Лично я его не видела, да, говорят, нормальному человеку это и недоступно, но дух ясно дал понять, что он здесь, сообщив об этом до странности изменившимся голосом Равиля.
– Я здесь! – сказал дух. Все ахнули, а я зевнула.
– Задавайте ваши вопросы, – утробно провыл Коровин.
И публика начала задавать. Должна сказать, что народ был все ученый и действовал организованно – лишь по знаку Коровина, – не считая моей Тамарки, которая забежала вперед, не соблюдая никакой очередности. Маруся возмущенно фыркнула, остальные же повели себя терпеливо.
– Где он? – самой первой завопила Тамарка, а Коровин с печальным достоинством кивнул головой, мол, вопрос принят, и уставился на Лелю.
Я мгновенно впилась в нее взглядом, предвкушая разгадку, и ошиблась.
– Где он? – пропищала Леля и замолчала, не внеся никакой ясности.
Коровин уставился на пожилую даму в розовом атласном платье.
– Где он? – пробасила она, передавая очередь Розе, которая тут же не своим голосом изрекла:
– Где он?
Потом был мужчина в дорогом помятом костюме, с которым я даже кокетничать не стала бы, потом позеленевшая от диет пигалица, потом убеленный сединами импозантный бизнесмен, с которым я выпила бы на досуге несколько коктейлей, затем старая, увешанная бриллиантами карга, которая пыталась меня пристыдить за аплодисменты красоте Равиля, – все задавали один и тот же вопрос: «Где он?»
