– Колька Косой – ее стилист, – сообщила она, кивая на меня, и все вздохнули с облегчением.
Дальше все пошло как по маслу. Тамарка заявила, что забирает меня; никто уже не возражал. Правда, дело едва не испортил молоденький лейтенант, который бог знает откуда взялся. Прибежал и с ходу, ни с кем не посоветовавшись, как завопит:
– Куда вы? Мы должны ее допросить!
Тамарка не растерялась.
– Сама ее допрошу, – заявила она и потащила меня к своему «Мерседесу».
Лейтенант же (вот оно, отсутствие опыта!) не отставал.
– А кто пожарным и спасателям платить будет? – наивно поинтересовался он нам вслед и добавил:
– И психологу.
Деньги – это то, с чем Тамарка с детства не любила расставаться. Она резко затормозила и грозно вопросила:
– Платить? За что?
С нее даже хмель сошел.
– За спасение, – уже робея, пояснил лейтенант.
Тамарка уставилась на меня:
– Мама, ты спасать себя просила? – Я отрицательно замотала головой и поспешно ответила:
– Я не имела такой возможности, но психологу все же заплатила бы. Очень симпатичный мужчина.
– За это стыдно платить! – гаркнула Тамарка и обратилась к лейтенанту:
– Слышал? Не за что платить. Мама о помощи не просила.
– Навязанная услуга, – тут же прокомментировал телезвезда-адвокат, своей популярностью затмивший и Орбакайте, и Киркорова, и даже Пугачеву.
Во всяком случае на всех телеканалах он появляется гораздо чаще этой звездной семьи.
Однако лейтенант, невзирая на телезвезду, заупрямился. Краснея под уверенным взглядом адвоката, он забубнил, делая неслыханные по искренности признания.
– Не знаю никаких законов, – пробубнил лейтенант, – но кто-то же должен за это платить. Столько народу на ноги подняли, машины работали, люди работали, все это удовольствие дорого стоит. Надо платить.
Тамарка затолкала меня в «Мерседес», посмотрела на лейтенанта, как на глупого ребенка, и зачем-то постучала указательным пальцем по своей, украшенной шляпкой голове.
– Я не нищая, чтобы платить. Пусть платят мне, – отрезала она и умчалась меня допрашивать.
Ее свита последовала за нами.
– В чем дело, Мама? – Тамарка приступила к допросу, не дожидаясь, пока злосчастный дом с его карнизом скроется из вида. – Почему, как у моего Дани день рождения, так с тобой обязательно что-нибудь приключается? Даже выпить прилично не дашь.
Я пожала плечами, не находя ответа на ее вопрос. Я приуныла, тщетно вороша свою память. Тамарка сжалилась надо мной и, свойски толкнув меня в бок, игриво успокоила:
– Не переживай, Мама, ну нажралась, ну фортель выкинула, с кем не бывает.
Ну как тут не разозлиться!
– Тома, – завопила я. – Сама ты нажралась, а я трезва как стеклышко. – Тамарка опешила.
– А ну дыхни, – попросила она.
– Какой в этом смысл? – удивилась я. – От тебя же разит как от пивной бочки. Что ты почувствуешь? Уж поверь мне, пожалуйста, на слово. Не пила я.
– Трезвая, что ли, на карниз залезла? – усомнилась Тамарка. – Аж на четвертый этаж?
– Что ты говоришь? – испугалась я. – Неужели там был всего лишь четвертый этаж?
Я была разочарована.
– Сталинский дом, – сжалилась надо мной Тамарка. – Потолки высокие, но как, Мама, тебя на карниз занесло? Жаль, я не видела, но сказали, что ты была неподражаема на этом карнизе. Поспешили тебя снять, поспешили. Ну, да ладно, Мама, не горюй, сейчас выпьешь, Даню моего поздравишь, потом потеряем его и поедем гулять. Расслабимся по полной программе: банька уже растоплена, шашлычки жарятся, мальчики заждались…
