Подойдя к калитке, Самсонов как-то сразу изменился в лице и тяжело вздохнул. Опять дурные мысли полезли в голову. Вспомнилось довольно странное поведение сыночков Морозовой. И тут он содрогнулся от неожиданной мысли: «А вдруг, они бандиты».
В памяти всплыл рассказ шофёра «газика» о трёх бандитах, – «но тех, вроде бы поймали», – успокоил он себя. «Тем более, меня убивать незачем, что я, богатый?» – Эта мысль показалась ему вполне разумной и он немного успокоился. Около дома никого не было. Он бесшумно проскользил по лестнице и поспешно закрыл за собой дверь на задвижку.
Феоктист разговаривать не хотел. Видимо был голодный и сердитый. Отворачивал глаза. Когда он получил колбасу, то принципиально, некоторое время, не прикасался к ней, правда, только сглатывал слюну и косился на соблазнительный кусок. Но потом, плюнув на обиду и гордость, стал с жадностью набивать свой пустой желудок, придерживаясь мудрой поговорки: «на кого, на кого, а на еду не обижаются».
(Последующие три дня я описывать не стану, так как, для меня они особого интереса не представляли, но на четвёртый день, когда Виктор Сергеевич дописывал вторую главу «Крымского варианта», случилось нечто интересное, о чём я сейчас и расскажу вам).
В 23.45, не исключено, что часы могли и врать, Феоктист заметил, что его соавтор по созданию романа, начинает отстукивать на машинке всё медленнее и медленнее и всё чаще клевать носом.
– Эй, слушай, кому это надо? Не спи, дорррогой. Ты же авторрр. Я тут, как дурррак старрраюсь ррради чужого гоноррраррра, а он тут засыпает, понимаете ли, над собственным сочинением.
«Писатель» посмотрел на попугая сонными глазами и пообещал ему половину будущего гонорара. Но Феоктист сказал, что если бы гонорар выглядел не в виде денег, а в виде колбасы, то был бы очень доволен таким вознаграждением. И тот пообещал ему 25 кг. «Любительской». Попугай радостно захлопал крыльями, тем самым бурно выражая свою благодарность. Порывался даже расцеловать Самсонова.
Виктор Сергеевич удивлялся, что, так называемые, сыночки за эти три дня ни разу не попадались ему на глаза, за исключением глаз Ромы, которые всё это время он видел, проходя мимо их окна. «Что они там засели, может, прячутся от кого-то?»
Ровно в ноль часов, лёжа в постели, Самсонов думал о том, о сём. Рядом на стуле лежали спасительные таблетки снотворного, так, на всякий случай. Феоктист с закрытым клювом, тихонько напевал что-то грустное на иностранном языке, похожим на китайский. Монотонно урчал старенький холодильник «Саратов». Внизу не спали. Там о чём-то в полголоса возбуждённо говорили. Кто-то шумно шмыгал носом и всхлипывал. «Чего им не спится?» Вскоре Виктор Сергеевич стал разбирать некоторые слова и фразы из их полуночного разговора. Когда попугай перестал гундосить и заснул, Самсонов полностью обратился в слух и начал непроизвольно подслушивать. Человеческое любопытство, – ничего тут не поделаешь.
Снизу доносилось:
– Ваську надо украсть, а то его зарежут и поделят.
Самсонов по голосам определял, кто говорит. «Это Ваня».
– … он наш брат, – продолжал Ваня, – и мы должны его честно разделить между собой. Рома, всхлипывая, лепетал про свой страх при виде крови и предупреждал, что при разделе брата будет сидеть под кроватью, закутавшись с головой под одеялом.
– Когда его будут резать? – прозвучал простуженный голос Аполлона.
