– Зачем выживать? Неужели ты не понимаешь, что так лучше всего? Для тебя, для меня! Неужели ты не понимаешь?
Я испуганно смотрела на него, переход был ошеломляющий – глаза его горели, голос звучал яростно, даже страстно:
– Для чего тебе надо жить? Дальше будет хуже, как ты не понимаешь? Тебе никогда уже не будет так хорошо, ты никогда не будешь так счастлива. И я тоже. Мы с тобой на вершине, понимаешь, на самой вершине, нам уже не подняться выше, выше ничего нет. Мы только можем скатываться вниз.
Брызги летели от него во все стороны. Мне показалось, что мы снова заскользили по палубе, я чувствовала, как горят трущиеся ссадины на коленях, но мне было все равно, я уже не боялась шторма. Я боялась его.
– Ты хочешь дожить до того времени, когда я разлюблю тебя, когда ты разлюбишь меня, когда мы станем безразличны друг к другу? Ты хочешь встречаться со мной и ничего не чувствовать, только жалкое равнодушие? Разве это не будет смертью для нас? Ты хочешь такой подлой, унизительной смерти? Через год-два ты начнешь изменять мне или я тебе, и представь, как больно будет узнать об этом! Ты хочешь этой боли? Зачем?
Он был страшен сейчас, безумен, его глаза светились безумством даже в темноте, он задыхался, то ли вода заливала его и он не успевал сглатывать ее, давясь словами, то ли у него не хватало дыхания, но лицо его налилось и покраснело, и это было особенно страшно – красное, удушливое лицо, сочащееся от дождя, с прибитыми, прилипшими волосами. Наверное, я и сама выглядела не лучше, но я хотя бы была нормальной.
– Зачем нам все это? – Стив по-прежнему сжимал мою голову, придвигая мое лицо вплотную к своему, голос его сорвался на шепот, но все равно это был кричащий шепот. – Зачем стремиться к худшему? В твоей жизни ничего не будет лучшего, чем наша любовь, ты ведь сама знаешь это! Знаешь? – Я молчала. – И в моей тоже. Пойми, впереди только боль, все больше и больше боли, только разочарование, только потери. Зачем они? Не лучше ли остановить все на этом, на самом счастливом мгновении… навсегда остановить? И остаться в нем… пойми, мы останемся в нем навсегда!
Я не выдержала.
– Идиот! – закричала я, перебивая его воспаленный бред. – Прекрати нести чушь, я не собираюсь тебе изменять. Я люблю тебя, дурак, и я буду любить тебя. Почему должно быть хуже, будет только лучше, слышишь! Возьми себя в руки. Я хочу жить, и я хочу, чтобы ты жил, и мы будем счастливы, вместе, мы вдвоем. – Теперь я старалась говорить медленно, как разговаривают с ребенком, чтобы вселить в него свое спокойствие. – Мы будем любить друг друга всю жизнь, и, может быть, нам не будет лучше, но нам и не должно быть хуже. Понял? – Я выдержала паузу, он слушал меня – это было уже хорошо. – А теперь успокойся, и давай что-нибудь делать. И мы выживем, мы не утонем, ты ведь все умеешь, а я буду тебе помогать.
– Я спокоен, – перебил он меня, и я застыла в изумлении: его голос действительно сразу покрылся холодным безразличием, как будто в нем не было только что отчаяния и безумства. – Я абсолютно спокоен, – повторил он, рывком поднялся и, схватив меня в охапку, куда-то поволок.
Сначала я не поняла куда, а когда догадалась, стала отбиваться руками и ногами, они не доставали до пола, я была уверена, что он решил броситься со мной в воду. Нас швыряло в стороны, я ничего не видела, вода заливала лицо, рядом оказалась мачта, я оттолкнула Стива и ухитрилась обхватить ее руками. Но в этот момент что-то перехватило, стянуло мои кисти, так крепко, что я не смогла ими пошевелить. Все произошло так быстро, я не успела ничего сделать, только удивиться: откуда у него веревка? Стив посмотрел на меня удовлетворенно, как бы проверяя надежность своей работы. Оттого, что он молчал, и еще от своей совершенной беспомощности меня сразу пронзило ледяным холодом, перемешанным с ужасом.
