– Ну, это вы так думаете. Наш разум обладает очень тонкой организацией, смею вас уверить. И порой неявные… неявные…
Доктор замолчал, внезапно погрузившись в собственные переживания, и даже вздрогнул, когда ход его суровых мыслей бесцеремонно оборвали.
– Так вы мне и растолкуйте, что к чему! Я словами не могу передать, какой ужас меня одолевает!
– Пожалуй, – медленно произнес Колокольников, – я возьмусь за ваш случай.
Он продолжил задавать простые вопросы и установил следующее: вероятный больной проявляет явное депрессивное состояние при спонтанной вербальной и невербальной коммуникации; чувство вины отсутствует; склонность к суициду – отсутствует; соматическая озабоченность – тяжелая, и прочая, прочая.
Наконец Колокольников в упор посмотрел на пациента. Тик-так, тик-так… Части головоломки начали складываться удивительным образом, и доктор, приходя к осознанию факта, испытал неожиданный и весомый приступ злорадства. Теперь становилось понятным, что именно подспудно задевало его в этом запуганном и жалком человечке громадных размеров.
Конечно, конечно…
«Поистине, – подумал он, – линейкой не измерить. Но как все правильно. Как все восхитительно организовано! А этот мой странный сон… теперь я понимаю: он исполнен мудрости. Очищение через разрешение конфликта, успокоение. Идеальная сфера… концепция…»
Где-то за окном позади него что-то резко громыхнуло – железно и стеклянно, – следом донеслось шипение воздуха и отборная ругань. По всей видимости на улице столкнулись два паромобиля, и водители начали выяснять отношения. Доктор Колокольников почувствовал себя несказанно хорошо. Он улыбнулся, ошибочно считая свою улыбку загадочной, и спросил, пребывая в подобном же заблуждении и насчет величественности собственного голоса:
– И как, вы говорите, вас зовут?
Аркадий Семенович Грушниковский весело шагал по залитой полуденным солнцем улице, слегка пьяный от своего настроения, от воздуха, в котором, несмотря на жару и некоторую одышку, умудрялся находить приятственную свежесть, пронизанную тонким ароматом любви. Аркадий Семенович Грушниковский направлялся на долгожданное свидание, и в конце этого пути сидела у раскрытого окна и томно вздыхала удивительная Эллочка – бледная, с темными губами, с неподатливым локоном волос, как диктует последний писк моды.
А в кармане торжественно покоится коробочка с милой безделушкой, приобретенная накануне в весьма дорогом ювелирном магазине «РоскошЪ» братьев Каспарян. Не забыть купить красивый букет, коробку конфет, бутылочку шампанского. Надо полагать, Эллочка будет весьма благосклонна – этакое трепетное капризное создание.
На секунду словно тень набежала на солнце: на прекрасный образ Эллочки с ее трагически черными тенями на веках наложился образ серой, затюканной жены Грушниковского, а позади – для полноты радости – замаячил лик его дебиловатого сына-студента. Аркадий Семенович волевым усилием стряхнул досадное наваждение. К бесам, к бесам их!
Грушниковский вновь преисполнился самодовольства и радужных предвкушений, и в этот момент взгляд его упал на брусчатку под ногами и вполне логично переполз на уверенно и жизнеутверждающе переступающие лакированные туфли – белые, с черными мысами. Аркадий Семенович нахмурился. Туфли были пыльными и тусклыми, не блестели так, как им полагается в столь великолепный, солнечный и памятный день. Неприятная мелочь и причина дискомфорта.
