– Да, в этом вопросе Город конкурентов не терпит, – хмыкнула Сага.
– Вы несправедливы. Город заботится о тех, кто ему служит, и вы знаете это на собственном опыте, Сага, – спокойно ответил ей Профессор. – А сейчас простите, меня ждут.
Он попрощался с обеими женщинами и вышел из смотровой.
– Видите, доктор Сталь, нет причин для беспокойства: Город обо мне позаботится!
Сага по-хозяйски уселась за письменный стол, отставила в сторону поднос с забытым чаем и рогаликом – как раз на раскрытую толстую тетрадь, испещрённую убористым почерком Стали.
Та поджала губы, вытащила из-под него свои записи. Убрав их в сумку, повесила её на плечо и холодно пожелала:
– Спокойного дежурства, Сага! – и, кивнув на поднос, добавила: – Рогалик – с цианидом. Угощайтесь.
Как только Сталь вышла из смотровой, Сага поднялась из-за стола, подошла к телу новенького. «Раз, – начала она мысленный отсчёт. – Два…»
Приборы мерно попискивали, все показатели были в норме.
«Пять. Шесть».
Сага помнила, как сама очнулась на этом же столе. И помнила, как её колотило от холода в первые сутки – Город словно морозил изнутри. Хотя в то время и Сталь ещё не пренебрегала одеялами, и на железном смотровом столе лежал тонкий матрасик – всё как для живых, а не как сейчас – будто для трупов.
«Восемь. Девять».
У новенького посинели губы: не очень-то ему тепло под халатом Профессора.
«Десять».
И ровно в этот момент за дверью по бетонному полу взвизгнули ножки стула, словно кто-то не слишком ловко на него уселся.
Сага выглянула в коридор:
– Раисмихална?
Пожилая женщина подняла недовольный взгляд от раскрытого сканворда, в одну из клеточек которого уже нацелила карандаш.
– Принесите мне плед, пожалуйста.
– Плед? – переспросила Раисмихална так, будто доктор у неё потребовала Кащееву смерть в яйце.
– Ну, у вас наверняка есть какое-нибудь одеяло.
– Я, по-твоему, чем на работе занимаюсь, чтобы держать под рукой «какое-нибудь одеяло»?!
– Выручаете бестолковых нас в сложных ситуациях, – улыбнулась Сага.
Улыбалась она теперь редко, гораздо чаще саркастично кривила губы или ухмылялась краешком рта. А зря, улыбка у неё была обезоруживающая и превращала её глаза – чёрный ром со льдом – в горячий тёмный шоколад. А шоколад Раисмихална любила. Хотя и против рома ничего не имела. Грозно пожевав губами, но так и не подобрав подходящего эпитета для этой чернобурой лисицы, она со вздохом поднялась со стула, отложила сканворд и пошаркала в сторону «завхозной». Спустя десять минут принесла старенькое плюшевое покрывало, хлопнула его на письменный стол перед Сагой и, окинув её победоносным взглядом, удалилась к своему сканворду.
Покрывало пахло, как старый игрушечный медведь, полвека провалявшийся в кладовке. Сага встряхнула его и зажмурилась, ожидая облака пыли, но не дождалась: Раисмихална вытрясла покрывало перед тем, как его отдать.
Сага укрыла новенького, скользнула взглядом по его лицу, невольно задержалась на складочке меж бровей. Он не был похож на Инвара, но тот во сне хмурился точно так же: будто умножал в уме пятизначные числа. Она безотчётно убрала с его лба упавшую на глаза русую прядь и резко, словно обжёгшись, отдёрнула руку, отвела взгляд.
Один из приборчиков тревожно запищал, шкала пульса на экране мигнула красным и погасла.
«Да чтоб тебя, глюкнутая техника!» – мысленно ругнулась Сага, перегнувшись через тело новенького, чтобы перезапустить аппарат.
