Её толком не оформили после задержания – сразу приволокли в допросную. Оформление будет зависеть от того, пойдёт она на сделку или нет.
– Ни черта я вам не скажу.
Она выгнула широкую, тоже фиолетовую, бровь. Она держалась слишком уверенно и дерзко для человека, которому светит до двадцати пяти лет строгого режима за незаконные допрошивки.
– Вы понимаете… – начал следователь, но осёкся: её настоящего имени выяснить так и не удалось, а погоняло он опять забыл.
– Гейт, – подсказала она.
– Вы понимаете, Гейт, что другого шанса не будет? Вы взяты с поличным, не чипированы… Если хотите остаток жизни сортиры в женской тюрьме драить – я сейчас же провожу вас на оформление и сам заполню все бумаги. Буковка к буковке. Ничего не упущу. Глядишь, и на тридцатник потянет. – Он посмотрел на Гейт уставшими, в сетке красных сосудиков, глазами. – Но я же знаю, код пишете не вы. Если сдадите тех, кто это делает, пойдёте только за соучастие и незаконную деятельность с искусственной комой. Учитывая, что ваши пациенты подписывали согласие, отделаетесь сроком до пяти лет. Не сдадите – все перепрошивки повесим на вас, отдуваться придётся одной. А нейрохакеров ваших рано или поздно всё равно поймаем.
Гейт задумалась. Поболтала ногой, тяжело вздохнула.
– Помните, тринадцать лет назад похитили некоего губернатора? – спросила она. – За него ещё выкуп требовали. А когда заплатили, и губернатор вернулся к работе, его политика в корне переменилась. Помните все эти законы о защите стариков? Тех бесполезных стариков, которых до этого тот же губер предлагал вывозить из городов, едва ли не выкидывать в помойные ямы, чтобы не расходовать на них ценные ресурсы?
– Помню, – следователь насторожился. – Но тогда его вдоль и поперёк просканировали, и факт допрошивок не подтвердился.
– Ах, то есть это он сам вдруг опомнился? Просветление в плену словил и начал грешки свои искупать? – Гейт саркастически хмыкнула. – Вы серьёзно в это верите?
– У нас нет никаких доказательств, чтобы думать иначе.
– А если я вам их предоставлю? Если скажу, что знаю человека, способного на бесшовную допрошивку? И это не свист! Потому что я сама погружала того губернатора в кому, чтобы некий маленький гений вправил ему мозги. Если помогу поймать его? Хотя он, как колобок, не раз уходил и от дедки, и от бабки, и от ваших вислоухих фараонов. Дам вам чёткую наводку, составлю фоторобот, и останется лишь подвазелинить кому надо и ждать, когда они сообщат, что колобок прикатился на пенёк? Тогда проведёте меня только за соучастие?
Со следователя слетел весь сон. Черты его лица заострились, мышцы напряглись, как у пса, почуявшего след.
– Ему кто-то заказал эту допрошивку? – спросил он.
– Нет.
– Но зачем нейрохакеру законы о защите стариков?
– Личные причины, – хмыкнула Гейт. – Считайте это запоздалой местью. Этот ваш губер ведь почти всё своё состояние на стариковскую программу бахнул. Приюты-обеды, все дела…
Следователь немного помолчал, повертел в заусенчатых пальцах шариковую ручку.
– Дадите против него показания в суде? – наконец спросил он. – Иначе бесшовную допрошивку мы не докажем, – и толку мне с вашей наводки…
– Не вопрос! – согласилась Гейт.
Своих она не сдавала. Но Хидден уже много лет как не «свой». Да и был ли «своим» вообще, маленький неблагодарный ублюдок!
***
– Где он? – раздалось резко, словно выстрел, и Хидден замер на лестнице «Логова», прислонившись к стене.
