В небольшой столовой, стены которой были отделаны темно-зелеными гобеленами с изображением пиршеств древнегреческих богов, набилось человек тридцать офицеров – все завсегдатаи кружка кавалергарда Бориса Четвертинского, родного брата Марьи Антоновны Нарышкиной.
Обед подавали по-русски, с обильной закуской, состоявшей из трех полноценных блюд, после которых о самом обеде думать уже не хотелось, но он был неизбежен. Пока лакеи расставляли на покрытом белоснежной скатертью столе крутобокие фарфоровые супницы с домашними щами, неизменным атрибутом приемов у Бориса, общество поедало икру осетра, предложенную в вазочках, запивало ее шампанским и увлеченно обсуждало последние новости.
Главной же интригой политической жизни оставался все тот же вопрос: заключит государь мир с Бонапартом или же война продолжится. А если войны не избежать, кто будет назначен главнокомандующим армией. С тех пор, как Кутузов был удален из Петербурга и назначен генерал-губернатором в Киев, вопрос этот не казался праздным, особенно для военной молодежи.
– Готов спорить, что назначат какого-нибудь иностранца, – горячился хозяин дома. – Возможно, Кнорринга, Майендорфа или Сухтелена…
– Пардон, позвольте осведомиться, Борис, а кто это такие? – насмешливо возражал ему Бурцев, развалившись на бархатном диванчике перед окном. – Ты их на поле сражения когда-нибудь видал? Нет, я уверен, наш государь не просто умен, он прозорлив, и если бы не дурные австрийские советчики, которые совершенно запутали его накануне его сражения, аустерлицкая баталия сложилась бы для нас куда более успешно. Из иностранцев, если уж на то пошло, больше всего подходит Беннегсен, – заключил он и пыхнул трубкой. – Да и какой же он иностранец? Леонтий Леонтиевич, самый что ни на есть русак…Ты как считаешь, Олтуфьев? – обратился он за поддержкой к Денису. Тот неопределенно пожал плечами:
– Я полагаю, его императорскому величеству виднее, кого ставить над армией нынче, – заметил он, – по мне так лучше Михайлы Илларионовича не сыщешь, а так бы князь Петр Иванович Багратион – кого ж, кроме него?
– Ну, Петра Ивановича не назначат, – кисло поморщился Бурцев, – кроме австрияков, у нас своих советчиков при государе хватает. Далеко не все из них Петру Ивановичу благоволят. А даже супротив, я бы сказал.
– Господа, господа, представление! – в комнату влетел возбужденный Каховский. – Небольшой дивертисмент для улучшения аппетита. Итальянский дуэт Дидона и Асканий! Просим, просим! – он бурно зааплодировал.
– Но где же представлять? – смутился неожиданным поворотом Борис. – Надо переходить в другой зал.
– А для чего? – сообразил скорый на решения Бурцев. – А ну-ка, молодцы, – он подозвал к себе трех лакеев в зеленых ливреях и напудренных париках, – клади свои плошки и подходи ко мне! Перенесем стол поближе к окнам.
– Да, конечно, – обрадовался Четвертинский. – Мы и сами можем это сделать! – он поспешил на помощь Бурцеву. Его примеру последовали еще человек шесть офицеров.
– Гляди, щи не урони! – веселился Бурцев. Под его шутки стол убрали с центра, а посредине зала расставили полукругом стулья в несколько рядов, образовав импровизированный зрительный зал. Публика с пересмешкой расселась. Денис оказался с краю, рядом с ним оставалось свободное место.
– Зови артистов, Лев! – громогласно попросил Бурцев, расположившись в первом ряду. И намеренно звучно хлопнул несколько раз в ладоши.
