А вот сейчас все уже становится гораздо сложнее! Партия переходит в качественно новую систему координат. На новый уровень. Здесь соучастники автоматически превращаются в свидетелей. Если вообще не в суд присяжных.
Мальчишек хлебом не корми – дай поиграть в понятия, традиции и законы. И не суть, что эти самые правила порой придумываются тут же, на месте. Всегда солиднее выглядит тот, кто с многозначительным видом изображает компетентность в этих вопросах. А это, на секундочку, уже категория статуса. Того самого социального статуса, за который в этом возрасте происходит постоянная и бескомпромиссная грызня в любой компании подобного розлива.
Поэтому упорствую, злонамеренно провоцируя долговязого:
– Расчет был или нет? Чего молчишь? Твое слово.
Давай, красавец, реагируй. Ведь это твоя пара очков авторитета. На пустом месте. За так – только руку протяни…
– Был расчет, – бурчит прыщавый, сообразив наконец о собственных дивидендах, – все верно, Хома. РАСЧЕТ был.
Хороший мальчик. Правильное решение. Теперь мой выход:
– Руку убрал… Хома!
От моей наглости у «джинсового» округляются глаза:
– Ты ч-чего борзеешь?
– Раз кент ботает за расчет, не в мазу поцем кипешевать. – Я рывком освобождаюсь от захвата. – Западло фраеру гнусом по жиле штырить.
Если честно, этот набор белиберды, похожий на блатной жаргон, я придумал заранее, просчитывая планируемое развитие хода событий. Даже стишок один вспомнил, который одно время метался по Интернету.
– Опа-опа, – делает «охотничью стойку» парень, приятными чертами лица напоминающий девчонку. – Это что, по фене? И что значит?
Здесь они тоже – липнут как мухи на мед! Вот откуда у них такая тяга к блатной романтике? Исторические корни каторжных предков? Славянский бунтарский дух?
– Если расчет был, конфликт по понятиям исчерпан, – перевожу я, – негоже правила нарушать, господа хорошие!
– Завально! А ты че, как это, по фене ботаешь? Кто научил? Слышь, а еще скажи чего-нибудь.
«Джинсовый» уже оттерт в сторону – причина толковища забыта. У мальчишек горят глаза как перед новой игрушкой.
– Да пожалуйста: летит малява беспонтово, мотор порожняком гичкует, на стрелку нам в натуре снова, но бог не фраер – он банкует.
– А это чего значит? – ревниво бурчит «джинсовый», пытаясь набрать потерянные баллы.
– А это значит… Летит письмо – не жду ответа, и сердце попусту страдает. Свиданье нам… возможно ль это? Господь – владыка. Он решает.
Радостно ржут. Один даже подпрыгивает на месте от возбуждения, радостно шлепая себя по ляжкам.
– Слышь, малой, а тебя как звать-то?..
Я поздравил себя с приобретением новых знакомых. Ведь неплохие в целом парни.
Пионэры…
– Да стой ты! Подожди-ка, я сам, – это отец.
Ну как маленький, ей-богу! Сидел, мучился, записывал через микрофон на допотопный «Брянск» музыку с телевизора. А я ему показал, как двумя медными проводками от телефонной «лапши» можно завести сигнал в магнитофон напрямую от звуковой платы не менее допотопного «Рекорда».
Теперь батя неуклюже тычет толстым паяльником в потроха раскуроченного телевизора, сопит и торопится – ведь «Песня-73» уже в разгаре, а ему так не терпится попробовать неожиданное ноу-хау. На маминой деревянной разделочной доске – куски канифоли, капли олова и черные подпалины. В другое время папе был бы капец, но мама очень любит Толкунову и терпеливо сносит наш вандализм.
