И в Петербурге, и за границей пошли слухи о предательстве. Екатерина узнала об аресте канцлера из записки Понятовского и, по ее словам, «так и остолбенела». Кроме Бестужева были арестованы: Елагин, бывший адъютант графа А.К. Разумовского, Ададуров, когда-то учивший Екатерину русскому языку, а теперь служивший у Бестужева, и ювелир Бернарди. Екатерине было из-за чего волноваться. Понятовский был дружен с Елагиным. Кроме того, у нее самой были личные отношения с Бестужевым. Их неприязнь друг к другу давно канула в лету. Они тесно общались, более того – переписывались.
Письма – это всегда улика. Из-за них Екатерина места себе не находила. На следующий после ареста Бестужева день голштинский министр Штамбке, как обычно докладывая Екатерине о последних событиях в герцогстве, как бы между делом сообщил, что получил от Бестужева записку. В ней канцлер просил передать Екатерине, что успел сжечь все опасные бумаги. Екатерина перевела дух. В огонь пошли и ее письма. Мы никогда не узнаем их содержания, но совершенно очевидно, что они могли серьезно скомпрометировать великую княгиню. Новый удар – у Бестужева была найдена записка от Понятовского, записка совершенно невинного содержания, но при создавшейся ситуации – все в копилку. Русский кабинет потребовал у Польши официальной отставки Понятовского. Штамбке, голштинский министр, за связь с Бестужевым уже был отставлен и выслан.
В апреле и мае этого года состоялись два очень важных разговора императрицы с Екатериной, решившие дальнейшую судьбу последней. К этому времени поведение и Петра, и Екатерины совершенно вывело Елизавету из себя. Великий князь пил и вообще вел себя непотребно, великая княгиня излишне вольничала, кроме того, вмешивалась в политические дела, что было не по чину. Словом, у императрицы накопилось столько претензий к наследнику и его супруге, что она в запальчивости сказала – а не выслать ли эту парочку в Европу (так сказать, по месту жительства)? Екатерина знала об этом и восприняла слова Елизаветы как реальную угрозу.
Теперь о великолепной интриге, которую сплела Екатерина и которую с блеском выиграла. Все началось вполне буднично. Екатерина хотела поехать в театр на русскую комедию. Там она собиралась встретиться с Понятовским. Встреча эта была крайне необходима. В театр по этикету ей полагалось ехать со своими фрейлинами. А Петр не любил русской комедии. Он предпочел в этот вечер провести с этими же фрейлинами дома. Одна из них, Елизавета Воронцова (сестра известной Дашковой), была его любовницей.
Екатерина подробно описывает этот вечер в своих «Записках». Супружеская сцена, «он был в ужасном гневе, кричал, как орел, говоря, что я нахожу удовольствие в том, чтобы нарочно бесить его…» Слово за слово, наконец, Петр запретил давать Екатерине карету. В дело как-то боком вмешался Александр Шувалов. Что-то он там блеял: мол, нельзя идти против воли великого князя, но Екатерина сказала ему, что напишет письмо императрице и расскажет об этом безобразии. В театр она все-таки попала (без фрейлины Воронцовой), а ночью исполнила свою угрозу – по-русски написала письмо императрице. В нем она описывала свою трудную жизнь, невозможность общения с собственными детьми, ужасные отношения с мужем, добавила, что так больше жить не может, и умоляла отпустить ее на родину: «… я проведу остаток дней у моих родных, молясь Богу за Вас, за великого князя, за детей и за всех тех, кто мне сделал добро или зло…» Письмо ее передал императрице Шувалов, и вскоре сообщил, что «императрица вызовет вас для разговора – ждите».
