Девушка осторожно вошла. В коридоре стоял острый запах клубники. Ах, сезонная ягода! Аромат ее теперь окутывал каждый дом в селе! Нет, он дурманил даже тех, кто находился вдали от поселения на несколько километров!
Внутри было прохладнее. Алёна вытерла пот со лба и сделала несколько шагов вперед. Прямо была комната Фёдора, которую, погруженная в вечное ожидание, Валентина Ивановна держит закрытой на ключь; направо – кухня и ванная комната, а налево – гостиная и спальня хозяйки дома.
Алёна прошла на кухню, предполагая, что Валентина Ивановна там. И не ошиблась.
Она что-то энергично готовила. Запах был такой аппетитный, что у девочки невольно заурчало в животе. Когда Валентина обернулась и увидела Алёну, она вскрикнула от радости и со слезами счастья бросилась к ней.
– Девочка моя, солнышко! – Она целовала ее в щеки, голову, лоб и обратно в щеки. Руки у нее, не смотря на старость, по-прежнему были нежные и ласковые. Глаза уже застлала дымка, но видела она все так же зорко и четко.
– Я очень скучала! – Улыбалась Алёна. – А вы уже что-то готовите?
– Да… Ах, Алёна, ко мне сынок приехал, Фёдор! Вот уж я не ожидала, что ко мне в один день приедут оба моих ребеночка!
– Фёдор? – Прошептала Алёна в изумлении. – Да что вы! Его же не было здесь…
– Четыре года, – закрыв глаза, закончила Валентина Ивановна. – Наконец-то у него нашлось свободное время меня повидать. А то вдруг, случится так, что ему нужно будет на другой континент – и когда увидимся? Через четыреста, а не четыре, годков!
Она поспешно усадила Алёну за стол, а сама продолжила хлопотать то над плитой, то над девушкой. Она все спрашивала, как у нее дела в семье, в школе, с друзьями, со здоровьем, что самое главное. На все Алёна отвечала кратко, но не сухо.
– Так… когда же приехал Фёдор?
– Рано утром. Рано-рано. Я только встала корову подоить…
– А сейчас-то он где?
– Пошёл к Теклеевым. – Их дальние родственники, с которыми они поддерживали хорошие отношения; во всяком случае, Фёдор дружил со Степаном, своим двоюродным братом. – Я вот уже во всю готовлю! – И она рассмеялась.
Алёна, теребя ажурную скатерть, промямлила:
– Валентина Ивановна, я вот по дороге к вам Таньку встретила…
– Ну-ну? – Она прекрасно знала, о ком та говорит.
– И… она меня на пруд позвала. Можно?
– Сейчас?
– Ну, да… она, правда, еще собирается…
– Ну и ты беги собирайся, – она забрала седую прядь за ухо, – а-то у этой Таньки пропеллер в одном месте, гляди, через секунду уже под окном у меня стоять будет.
Алёна рассмеялась и порхнула к ней, обвивая ее шею и целуя в мягкую морщинистую щеку.
– Спасибо!
– А ты купальник хоть взяла?
– Конечно!
– Ну, забегай в комнату, только прямо от кухни; справа теперь, наконец, Феденька.
– А надолго он? – Подбежав к двери, спросила вдруг Алёна.
– Бог его знает… ну, не на два дня точно, – и она рассмеялась, чувствуя, как слезы подступают к глазам.
Через двадцать минут пришла Таня; на ней были короткие джинсовые шорты и ярко-желтый лифчик от купальника. Своей более чем развитой груди девочка совсем не стеснялась, зато Валентина Ивановна, завидев ее из окна, глубоко вздохнула: «Ну и дойки у девчонки».
Алёна свое купальное одеяние скрыла под белым ситцевым платьем в черный горошек: в ней не было столько же самоуверенности, как и в подруге, чтобы идти по селу до самого пруда в таком откровенном виде.
– Купальник же, а не просто лифчик! – Отмахивалась Таня, чего Алёна ну совсем не понимала.
