– Доброго вечера, святой отец, – старательно улыбнулась она, – чем могу вам служить?
Монах не без учтивости кивнул, колыхнув полунадвинутым клобуком:
– Доброго вечера, достопочтенная мона. У меня возникло затруднение: я обошел уже несколько лавок и нигде не нашел нужного товара. Последняя надежда на вас. Я слышал, эту лавку держит мессер Джованни Барбьери.
– Да, святой отец, – кивнула Росанна.
– Нельзя ли побеседовать с ним? – Голос монаха прозвучал со столь искренней надеждой, что девушке стало неловко.
– Сожалею, святой отец, но батюшка в отъезде и вернется не раньше завтрашнего дня. Однако я все знаю о нашем товаре и непременно постараюсь вам помочь. Что вы ищете?
А монах неспешно откинул клобук, открывая болезненно-худое лицо, и взглянул на Росанну холодными спокойными глазами, в которых ей вдруг почудилась насмешка.
– Прекрасно, дитя мое, – мягко проговорил он, – я уверен, что ты сумеешь мне помочь. Главное, чтобы нам не мешали.
С этими словами он шагнул к онемевшей девушке и быстрым рывком сдернул с ее шеи висящий ключ. Росанна только сдавленно всхлипнула, когда жесткая струна шнурка впилась в кожу. А монах сноровисто заложил дверь перекладиной и захлопнул ставни. Лавочница пятилась, пока не уперлась поясницей в прилавок.
– Святой отец, – пролепетала она, чувствуя себя так, будто в живот попали комком снега, – право, вы обознались. У нас никогда не было никаких недоразумений со Святой церковью. Батюшка – добрый прихожанин, мы всегда ходим к мессе, и никто о нас слова дурного вам не скажет.
Монах же улыбнулся, не размыкая тонких сероватых губ:
– Господь с тобой, милая. У святейшей инквизиции вовсе нет к вам нареканий. Я просто хочу скоротать время в приятном обществе, поджидая моего доброго друга.
Росанна сглотнула:
– Вы… вы о ком, святой отец?
– Не беспокойся, он тебе понравится. Главное, не шуми. Ты можешь совершенно незаслуженно навредить себе и своим соседям.
Девушка поверхностно дышала, сердце мелко колотилось в горле. В лавке стало совсем темно, голос монаха раздавался, казалось, прямо в пустоте, и ей уже мерещилось, что он надвигается на нее из мрака.
– Святой отец, – прошептала она, – дозвольте… я зажгу свечу…
– Конечно, милая, – донесся ласковый ответ, напомнивший Росанне смазанное джемом лезвие кухонного ножа.
Она медленно обернулась, протянула руку и нашарила в медной миске кресало. Потом осторожно пододвинула к себе подсвечник. И вдруг ощутила, что этот тяжелый металлический рожок невольно придал ей уверенности. У нее есть преимущество: монах стоит напротив двери, сквозь доски которой еще пробиваются остатки света. Росанна же скрыта тьмой в глубине лавки. Немного удачи – и девушка успеет метнуться в кладовую. Там наружная дверь отперта, можно выскочить на улицу и попытаться убежать.
Машинально сжав подсвечник в руке, она осторожно вынула ноги из башмаков и мелко засеменила к кладовой. Еще всего два шага, и… сильная рука схватила девушку за волосы и опрокинула на пол, а в грудь врезался удар. Росанна хрипло втянула воздух, а сверху навалилось тяжелое тело. Полуослепленная болью лавочница взвизгнула, взмахнула подсвечником и ударила куда-то в путаницу суконных складок рясы. Монах зарычал и хлестнул Росанну по лицу, перехватил руку, вывернул кисть, и подсвечник грохнул об пол.
Доминиканец, словно куклу, сгреб Росанну за ворот и отшвырнул в угол. Сам же нашарил подсвечник и вернулся к прилавку. Раздался треск, и лавка озарилась дрожащим желтым огоньком свечи. Монах обернулся к съежившейся на полу девушке.
