За столом повисла тяжелая пауза, но в этот момент раздался стук, и в трапезную вошел капитан Ромоло.
– Господа… – Он отвесил общий поклон. – Мой полковник. Прошу милостиво простить мою дерзость, но с нарочным доставлена эпистола, и тот твердит, что превесьма важная. Извольте, ваше превосходительство. Нарочный ждет.
Орсо коротко кивнул, принимая измятую записку, испещренную следами грязных пальцев, распечатал, пробежал глазами. Брови его дрогнули и изогнулись под причудливым углом.
– Невероятно… – пробормотал он и поднялся из-за стола. – Виноват, господа, я вынужден отлучиться.
Полковник вышел, а оставшиеся наедине врач и доминиканец молча продолжили обед, больше не касаясь поднятой монахом щекотливой темы. Они не раз уже обсуждали ее и оба знали, что взаимопонимания им не достичь…
Руджеро уже собирался поблагодарить герцогиню за гостеприимство и откланяться, когда прямо у лестницы его остановил оклик:
– Святой отец! Я дерзну отнять несколько минут вашего времени. У меня к вам важный разговор.
Доминиканец неторопливо обернулся.
– К вашим услугам, полковник, – мягко проговорил он, внутренне подбираясь. Вдохновения для пикировки с кондотьером не было и следа, но после стычки в библиотеке Руджеро предпочитал держать военного на виду и не уклоняться от разговоров.
Однако, введя доминиканца в библиотеку, Орсо наглухо запер дверь и сел напротив с видом хмурым и задумчивым.
– Отец Руджеро. У меня для вас новости.
– Слушаю вас, – сухо отозвался монах.
– Сегодня утром береговой патруль выловил в одном из приморских каналов труп. И по некоторым признакам это ваш соратник брат Ачиль.
В библиотеке воцарилась недолгая тишина. Затем Руджеро перекрестился и бесстрастно констатировал:
– Вот как… И это сообщаете мне именно вы. Насколько я помню, вы не служите ни в береговом патруле, ни в Патриархии. Из чего следует всего один несложный вывод: вы либо сплетничаете, либо злорадствуете. Оба варианта правдоподобны, и ни один из них не делает вам чести.
Орсо же, против своего обыкновения, не ответил ядовитым выпадом. Он лишь медленно покачал головой:
– Мне необязательно служить в береговом патруле, чтобы быть в курсе новостей. Ну а притворяться, что я скорблю, как минимум лицемерно.
Губы Руджеро передернулись гримасой:
– Ну, раз вы столь осведомлены, быть может, вы сообщите мне и причину этой… трагедии? Брат Ачиль не был склонен ни к пьянству, ни к отроческим безумствам. Едва ли он мог просто запутаться в полах рясы и упасть в канал.
Полковник помолчал и вдруг усмехнулся:
– Окститесь, друг мой! Брат Ачиль слишком интересно жил, чтоб так скучно умереть. Я уже поговорил с человеком, который присутствовал при осмотре тела. Ваш соратник по вере умирал нелегко. Все тело покрыто ушибами, треснуло несколько ребер, правая рука прокушена до кости и сломана шея. Видимо, его свирепо избили и предусмотрительно позаботились о тайне последней исповеди. Разве только укус мне непонятен.
– Постыдитесь! – рявкнул монах, вдруг придя в ярость. – Вы не вправе глумиться над мученически погибшим человеком, даже если он не был вам по душе!
– Не вправе глумиться? – понизил голос Орсо, подаваясь вперед. – Возможно. Но и выжимать из себя слезы по грязному убийце и жестокому чудовищу я не стану, не обессудьте!
Лицо доминиканца пошло красными пятнами.
– Убийце?.. – процедил он. – Выбирайте выражения, солдафон!
– Этот кровавый аспид заслуживает и не таких! – отрезал кондотьер.
