Фенечка на запястье Бога - страница 2
– А почему?
– Он про Боженьку. Боженька – это Никола Угодник. Видела его у меня на кухне?
На кухне в буфете у бабушки жил старичок в коробочке с добрыми и печальными глазами. Так я узнала, кто такой Бог.
Бабушка тоже была добрая и печальная. А дедушка Вася – весёлый, всё время смеялся. Он тоже знал, кто такие фашисты, потому что они оторвали ему ногу. Вместо ноги дедушке дали деревянную культю.
Я спросила дедушку:
– А что же ты себе ножку не пришил у доктора Айболита?
– Так я её потерял и не нашёл, – засмеялся дедушка.
На культе он ходить не мог – она натирала ему ногу до крови и валялась под кроватью. Я просила её достать и начинала наряжать в бабушкины платки. Представляла, что она девочка и её зовут Культя. Остальные внуки её боялись, а для меня она – любимая игрушка-подружка.
Ещё у дедушки Васи были серебряные зубы и нос картошкой, как у меня.
Дедушка умер, когда мне исполнилось шесть лет.
Сначала мы все жили в частном секторе, в скромном одноэтажном домике, который отец получил как работник строительного треста. Самым важным объектом в доме была дверь, которая вела из кухни в сени. Она была тяжёлой и массивной – шириной сантиметров десять, обитая внутри и снаружи чем-то утепляющим. Дверь напоминала бастион.
Я часто оставалась с бабушкой, и помню, что она то и дело, в силу своего возраста, хотела вздремнуть, а я играла на полу с ужасными куклами. Меня тянуло на улицу. На солнышко.
За «бастионом» были сени и обычная деревянная дверь, которая не запиралась, вела на высокое крыльцо. Такое крылечко – уродливый гибрид террасы. А вниз – семь ступенек.
За бастионом были деревянные, прогретые солнцем доски крыльца; перила, за которые я могла подтянуться и повиснуть на них; трасса Бийск – Барнаул, по которой мчались машины, особенно фуры. Наш дом стоял рядом с трассой, а ещё у дома находилась колонка, притягивавшая дальнобойщиков заправить канистры водой. За «бастионом» шуршал целый мир.
Если я сидела на крыльце – дальнобойщики мне улыбались, махали рукой, угощали конфетами и пряниками. Я воображала, что, когда вырасту, выйду замуж за дальнобойщика в джинсах и с золотыми зубами.
Но пока я просто хотела попасть на крыльцо, куда меня не пускала бабушка, для которой в силу её возраста дальнобойщики были уже не актуальны.
Помню, я сижу на полу и играю в куклы, а точнее – произвожу над ними зверские манипуляции. Все мои куклы скальпированы, а их глазные механизмы подвергнуты тщательному исследованию. Это увлекательно, но сейчас я только делаю вид, что забавляюсь куклами, на самом же деле чутко жду, когда бабушка начнёт дремать, еле слышно похрапывая.
Дождавшись нужного момента, я тихонько подползаю к двери и там жду ещё несколько минут, не окликнет ли меня бабушка. Если она меня не зовёт, я встаю на четвереньки и начинаю таранить дверь головой. Делаю я своё подлое дело почти бесшумно и не бьюсь в дверь со всей дури. Тут главное – упорство. Я пристально слежу за тем, как щель между дверью и косяком расширяется от каждого упрямого толчка. Иногда останавливаюсь, чтоб передохнуть и послушать, не проснулась ли бабушка. В конце концов бастион побеждён, и я оказываюсь на крыльце.
Солнышко, тёплые деревянные доски, ветерок – я счастлива, но ненадолго: приходит бабушка, уносит меня в комнату, и всё повторяется сначала.
Только мама удивляется, когда возвращается с работы: отчего у меня лоб в синяках? Бабушка рассказывает о моих «подвигах». Мама качает головой. Лоб и правда болит. На несколько дней бастион заброшен.