Разновидностей магии оказалось на удивление много. Были такие маги, как чаропевцы, которые с помощью вербальной формы заклинания умудрялись одновременно взывать к богам, демонам, духам и стихиям, но у них все сильно зависело от уникальности таланта. Были сноходцы, способные гулять по чужим снам, как по улицам города. Были анимансы – колдуны, ходящие по граням мира, между жизнью и смертью, способные возвращать души умерших в мир живых. Такое многообразие гильдеец объяснял древностью Спирали Миров: за тысячелетия народы много раз меняли место жительства, неся знания в разные миры. Конечно, магическое знание во многих из них было не так развито и открыто, как здесь, так что, можно сказать, мне повезло. Хотя сомнительное везение. Я на всю жизнь запомнил лицо того ублюдка, который отправил меня сюда. Когда-нибудь я с ним обязательно сочтусь.
Когда Вардо уже хотел перейти к новой теме, я неожиданно понял, что он кое-что упустил. Быстро пролистав конспект, я даже смог сказать, что именно: он ни разу не упомянул о темных искусствах.
– А как же некромантия, демонология, магия крови и проклятий?
Лицо Симона чуть скривилось, он снова запустил руку в куцую бороду. Потом мельком глянул на закрытую дверь.
– А как ты думаешь, почему этими направлениями занимаются в основном древние рода?
Этот вопрос я сам себе не раз задавал, но вменяемого ответа так и не нашел. Неужели он ждет, что я прямо сейчас его найду? Гильдеец молчал, выдерживая мхатовскую паузу, а я все же задумался – действительно, почему? Сейчас, когда я хотя бы чуть-чуть стал понимать в основах, у меня появилось кое-кое подозрение.
– Это очень редкие таланты? – попытался угадать я.
– И да, и нет, – уклончиво ответил Симон. – Не то чтобы это какая-то особенная тайна, но говорить об этом не принято.
– Так в чем же тогда проблема?
Маг еще раз быстро взглянул на закрытые двери, убеждаясь, что никто не подслушивает, и спросил:
– Ты знаком с теорией естественного отбора?
От удивления я приподнял бровь – не думал, что здесь знают о ней. Хотя логично: каким бы странным ни был Соер-Киф, но он во многом похож на нашу Землю, и почти все происходящее я мог описать родным языком, а это значит, что даже если чудеса происходят, то они составляют лишь небольшой процент от реальности.
Биологию я любил и прекрасно помнил, что суть теории сводится к тому, что выживает не сильный, ловкий и умелый – это всего лишь признаки, а тот, кто больше всего приспособлен к обстоятельствам. Сильного, ловкого, морозоустойчивого и не особо тупого, как принято считать, неандертальца победил кроманьонец – наш предок. И не потому, что смог убить и съесть, хотя, наверное, бывало и такое, а потому, что женщины неандертальцев имели показатели тестостерона (мужского гормона) на уровне современного мужчины и испытывали сложности с деторождением. То есть мы их просто ассимилировали, именно поэтому генетики утверждают, что у современного человека – один процент неандертальского генома. Помню, в той статье еще про каких-то денисовцев упоминалось, но суть одна: возможно, человек был не самым совершенным, но самым плодовитым, и пока точно неизвестно, сколько видов других людей мы поглотили. Вот только как это связано с аристократами Заара, я пока не понял. Возможно, они проводят какие-то евгенистические опыты.
– Вижу, что знаком, – тем временем продолжил Симон. – Тогда не буду на этом останавливаться подробно. Скажу лишь, что династические браки обострили склонность многих благородных фамилий к этим искусствам.
