– Мертвецы – мои, – сказал боцман и, втянув все, что находилось в его ноздрях в рот, проглотил это.
Позже я понял, о чем говорил старый увалень. Но сейчас, я ответил, что мне ясно, и с мертвецами иметь дела, у меня нет никакого желания.
– Вот и славно. – Шилох улыбнулся, но как мне показалось, совсем не искренне. Он по-прежнему смотрел на меня, и под его палящим взглядом, я ощутил, что запросто мог бы признаться в чем угодно, даже будь это неправдой. Спустя минутное молчание, боцман добавил: – У меня есть к тебе одно предложение. – Шилох наклонился ко мне, и моему вниманию предстали глубокие рубцы от картечи, что покрывали все лицо пирата. Казалось, выстрел был произведен в упор и на мгновение, мне стало жутко за судьбу того несчастного, кто спустил курок. – В общем, дело такое…
В этот момент на лестнице появился квартирмейстер Бенджамин Хагли. При виде него, Шилох хлопнул меня по плечу и прохрипел, что рад знакомству. После этого все, кто попал под грозный взгляд Хагли, поспешно удалились, освобождая наши спальные места.
Я не питал теплых отношений к мистеру Хагли, но в тот момент я был очень ему благодарен, иначе мне, и остальным новобранцам, пришлось спать сидя на бочках. Мне даже стало спокойнее от того, что на корабле есть тот человек, который ставил дисциплину превыше всего и требовал этого от других. Особенно от Шилоха, приверженца радикальных методов.
В эту ночь я спал как убитый и перед сном даже не стал размышлять о том, что же мне собирался предложить старый боцман, Шилох Абберботч.
Очередное утро моего плавания, началось с всеобщего собрания. Так было каждое утро. Мы собирались на палубу, перед капитанским мостиком, и вся команда обсуждала планы на день. Где нужно, что подлатать, урезать либо усилить паек. Стоит ли увеличить порцию грога и еще много других животрепещущих тем.
Естественно этим собранием руководил капитан и его верный помощник, квартирмейстер, мистер Хагли.
Однако сегодня, Говард все никак не появлялся на мостике, с которого он каждое утро, подводил итоги вчерашнего дня, и раздавал указания на сегодняшний.
– Небось, опять нажрался и блюет в свой сапог, – предположил кто-то и некоторые из тех, кто это слышал, рассмеялись.
Я не смеялся, так как совершенно отрицал подобное поведение и считал его неприемлемым для капитана. С пьяницей-капитаном, корабль долго оставаться на плаву не сможет, и сгниет на дне морском, а команда и того хуже – передерется или угодит в руки королевской гвардии.
Я съежился от холода и, позевывая, уставился в пустоту. Сказать, что я не выспался, вряд ли вообще что-то сказать. Все тело с непривычки от гамака ломило, а душу, как и прежде, обуревала всепоглощающая тоска. Мной постепенно овладевала апатия. Я страдал по Маргарет. Как она там, дома, без меня? Тоскует, наверное, и ревет у окна. Мне не хватало ее тепла. Я точно сырой камин в заброшенном доме, медленно умирал в ледяном полумраке и рассыпался от ненадобности.
Вдруг мои печали, словно ветром сдуло, когда морские просторы оглушил громкий рев капитана. Я вздрогнул и устремил взор на капитанский мостик. Говард облокотившись о поручень, еле держался на ногах. Он был пьян! Рядом невозмутимо стоял его помощник – квартирмейстер Бенджамин Хагли в своем белоснежном парике и с высоко задранным подбородком.
– Трюмные крысы – в трюм! – вскрикнул капитан. – Шилох! Где эта шлюпная крыса? Неужто душа покойного Флинта сыграла с моим… боцманом злую шутку, и он уже гниет в петле? Где эта протухшая камбала?! Шилох! Выходи, дубоголовый идиот!
