У капитана есть карта с проливом, но кто поверит ему, если предложит услуги иному королю? Подобные портуланы ходят по рукам в портовых городах. Магеллана не знают, о нем не говорят. Матросы в тавернах ставят Гомеса выше него. Пусть ветеран подождет, женится, успокоится, пока что-нибудь не изменится на морях, не появится необходимость поиска иного пути в Индию.
Мануэл напрасно считал Магеллана заурядным офицером. Фернандо почувствовал нежелание короля снаряжать экспедицию. Монарх не учел, что двоюродный брат капитана, Альваро де Мескита, состоял на службе в Испании, предлагал кузену последовать его примеру. Магеллану приходят письма от начальника (алькальда) севильского арсенала Диеги Барбосы, кавалера ордена Сант-Яго, в прошлом капитана южных морей. Четырнадцать лет назад Барбоса с семьей покинул Португалию, получил испанское гражданство и не жалеет об этом. Он зовет к себе дальнего родственника, чей герб украсит двери дома, ведь у алькальда подросла красавица дочь. Но король не знает об этом, король спокоен.
* * *
Потухли рождественские свечи, свежий ветер развеял аромат ладана, наступил 1517 год. В конце января закончился сезон дождей, небо над столицей прояснилось. Загрохотали телеги по настилу набережной, встрепенулись дремавшие в ненастье корабли, расцвела гавань яркими вымпелами. Заскрипели мачты, зазвенели якорные цепи, разлилась по воздуху беззлобная матросская брань, ожили палубы. Вышли в море рыбачьи баркасы, каравеллы готовились в дальние плавания. Слышался стук топоров, ритмичные вздохи пил, пахло соломой, дегтем, смолистым деревом, краской. Плотники меняли подгнившие доски. В заляпанных варом толстых дерюжных штанах ползали на четвереньках конопатчики. Суда на катках вытаскивали на берег, скребли обросшие травой и ракушками корпуса, простукивали молотками обшивку, искали повреждения червем. Пришедшие в негодность корабли продавали на слом. Горожане неохотно покупали на дрова обветшалые корпуса. Лодки оттаскивали развалившихся ветеранов от причала на край гавани, сжигали вместе с ненавистными древоточцами и полчищами крыс.
Очнувшаяся от зимнего оцепенения канцелярия готовила капитанам документы, писала инструкции, приказы. Окруженный секретарями и чиновниками, граф де Огильи раздавал сотни тысяч мораведи на приобретение продовольствия, починку снаряжения, закупку дешевых товаров для туземного населения. В Тезорариуме рисовальщики корпели над картами. Мощные стены загудели от топота сапог, запах краски смешался с запахом пота и дешевого одеколона. В тиши залов раздавались приветствия, взрывы хохота, перебранка, шумные споры. Все пришло в движение. Застучали дверцы шкафов, заскрипели петли, разбежались по глубоким норам мыши, единственные зимние почитатели географических наук. Главный смотритель не успевал встречать посетителей, пожимать руки знакомым, объяснять, почему карты не готовы к указанному сроку или наспех сделано оформление.
С каждым днем солнце выше поднималось над Лиссабоном, сильнее согревало просохшую землю. Во дворцах и на улицах появилась зеленая трава, расцвели равнины вокруг города. Набухли почки, расправились листья на деревьях. Запели птицы, голуби надули зобы, распустили крылья, заворковали под окнами.
Магеллан еженедельно заходил во дворец, ждал ответа. Король забыл о нем. Корабли уплывали из Белемской гавани, уносили в море засидевшихся в безделье мужчин. В соборе торжественно освящали знамена, благословляли дворян и оборванцев на ратные подвиги, осеняли золотым крестом, кропили святою водою. Благодать сходила на воинов христовых, отправлявшихся резать и насиловать африканских дикарей, калькуттских и малаккских мусульман. На площадях вывешивали воззвания о вербовке добровольцев в разведывательные, торговые, карательные экспедиции. Только для Магеллана не нашлось работы, а медлить было нельзя, так как никто не знал, какие каравеллы снаряжают испанцы в Кадосе и Севилье, не поплывут ли на поиски легендарного пролива?
