Мне было страшно и так жутко, что не могла спокойно спать и есть. Ночью ходила по двору, чтобы никого не пугать в доме, когда спали, или сидела на лавочке в старой беседке. Как же мне хотелось, чтобы этот кромешный ад закончился. Не могла я жить в постоянном кошмаре, вздрагивая от каждого шороха.
А больше всего пугал Ферзь. Боялась его с первого взгляда, когда увидела на пороге старой лачуги, которую нам сдали для жилья добрые старики. Постоянно хотела спрятаться, скрыться, убежать, чувствуя, как он давит своей удушающей мощнейшей энергией. И самое страшное – он вновь нас нашел.
Интересно, а теперь нас поручено доставить или уже убить?
Странно, почему тогда… он помог? Нравится игра в «кошки-мышки»? Ему доставляет удовольствие мучить жертву перед тем как полакомиться?
Кстати о еде… Не могла ничего есть. Стоило немного запихнуть в себя, и тут же бежала к белому другу. Нет, я не была беременна. Половой акт был полгода назад и у меня ежемесячно шли месячные, но вот появилась проблема с пищеварением.
Ирина постоянно пыталась накормить меня, хотя она сама была не лучше. Худая и с печальными глазами.
– Знаешь, я бы хотела нарисовать Аленку. На этом стареньком покрывале, среди зеленых деревьев в солнечных лучах, такую нежную и счастливую, – прошептала, мечтая о том, чтобы заняться любимым делом. Конечно, большую часть времени мы помогали по хозяйству, пытались привести дом с садом в порядок и еще готовили. Но мне не хватало запаха краски и того непередаваемого наслаждения, когда брала кисть в руки.
Если быть честной, я не вспоминала об этом долгое время, а вот сегодня вдруг показалось, что все хорошо, мы спрятались, и поняла, что хочу рисовать.
Подруга улыбнулась и спокойно выдала:
– Идея классная, только в деревенских магазинах ничего подобного нет. Нужно съездить в район. Может, там будет.
В район? Нет! Я боялась, что нас найдут, и никуда не желала выезжать или уходить, предпочитая оставаться за забором этого дома. Здесь чувствовала себя спокойно и волшебно.
– Да нет… не нужно, – поспешно заверила, чтобы Ирина не воспринимала мои слова всерьез. Уже жалела, что сказала об этом вслух. Поникла, чувствуя себя трусихой, и обреченно призналась: – Я боюсь…
– Надеюсь, все будет хорошо. И Маш, ты должна нормально есть. Это не дело. Ты посмотри на себя, худенькая как тростинка. Болезни пойдут.
– Я ем, но от нервов не могу… Надеюсь, что скоро все будет хорошо.
Подруга поправила декоративную подушку на плетеном кресле, очаровательно улыбнулась, но вдруг нахмурилась и сказала:
– Мне нужно завтра уезжать… Работа. Останешься жить с моей бабушкой?
– Клавдия Егоровна мне понравилась. Такая отзывчивая, – прошептала, удивляясь, как Ира и бабушка раньше не общались. Подруга призналась, что это из-за ее матери, родители с двух сторон были недовольны выбором детей, и мне было очень жаль. Как плохо, когда родные не общаются.
С горечью вспомнила о папе и маме. Я бы тоже хотела их увидеть, и сестру, но страх, что они сразу позвонят Высокову, чтобы как можно дороже первыми продать нужную информацию, как и меня с Аленой, останавливал.
К такому отношению я привыкла, но как можно так жестоко с внучкой? Неужели им все равно? Или потому что эта моя дочь? Но я ведь ничего плохого не сделала. Да, я не так умна, как сестра, не столь амбициозна и расчетлива, у меня куча страхов и творческая душа, но разве это столь ужасно? Чем я плоха, что меня постоянно отталкивают, отдавая в руки безжалостного монстра?
