Эдгар обдурил меня, наивную дуреху, и я оказалась замужем без обещанного развода. Ирден, такой любезный и милый, признаю́, заморочил голову. И я опять же оказалась замужем, но уже по-настоящему. Пусть и с уговором о фиктивности. Но этого мало, он еще и засветил наш брак перед посторонними. И риата Летиция. Ворвалась как тайфун, чуть не устроила пожар, втерлась ко мне в доверие, вынудила признаться семье о замужестве и рассказала посторонним о том, что я ее невестка.
Это какой-то драконий произвол!
Я кипела от негодования и недоумевала: почему я такая бестолковая? И как умудрилась во все это вляпаться?! Плакат написать, что ли? Большими такими буквами: «Фею не драконить!» Интересно, поможет?
Зараза весь день просидела в спальне. Она предприняла попытку спуститься и пообедать на кухне, но быстро осознала, что не стоило этого делать. Так что хитрая нечисть мгновенно удрала обратно наверх. После чего вылетела из окна второго этажа, через открытое окно кухни тайком пробралась внутрь и утащила себе обед. Но я об этом узнала лишь вечером, обнаружив остатки пиршества. Правда, зная, что я буду ругаться, если она сильно насвинячит, горгулья сделала несколько ходок. И притащила помимо еды большой поднос и тарелку. На пол она, конечно, все равно изрядно накрошила, но все же я оценила ее попытку кушать аккуратно и не мусорить за пределами подноса.
– Струсила, да? – спросила я ее, без сил падая на кровать на спину и раскидывая руки. Буду лежать как морская звезда, пока не очухаюсь. – Бросила меня одну на растерзание этим… любопытным.
– Пласти, хозяютька, – ничуть не устыдилась Зараза и прилезла за порцией ласки. – Но я маинькая, а их многа. И они все сюмят, сюмят…
– Да уж, шумят.
Я прикрыла глаза. Надо бы поесть, принять ванну и прочитать записки Эдгара, которые продолжали поступать весь день. Видно, приперло его там основательно.
– Кусять хотись?
– Хочу, – пробормотала я, не открывая глаз.
– Я сейтяс.
Горгулья спорхнула с моего живота. Что-то зашуршало, зашелестело, пахнуло сыром и копченым мясом. В следующую минуту я почувствовала, как маленькие, но необычайно сильные лапки приподнимают мою голову и подсовывают под нее подушечки одну за другой.
Пришлось предпринять усилие и немного приподняться, чтобы Заразе было легче.
– Кусяй. Ты зь моя холесяя, – засюсюкала нечисть, словно я ребенок. И в мои губы ткнулся кусочек буженины.
Я улыбнулась и позволила себя покормить. Почему нет? Горгулье приятно о ком-то заботиться. Она же совсем домашняя и милая. А мне приятно, когда она проявляет эту свою заботу в мой адрес.
Скормив мне все нарезанные ломтики сыра и мяса, она спросила:
– Ну тиво? Холосе тепель? Или иссе?
– Хорошо. Спасибо, дружочек мой. – Я погладила ее по спинке, притянула к себе и чмокнула.
– Да лядно узь, – застеснялась она. – Новости лассказивать?
– Конечно! Как прошло общение с моими родными?
– Ой. Знаись… Они стланные. Некламанты все такие?
– Какие?
– Дотосьные. Я зе им колотко и тетко тиво-то говолю. А они такие настойсивые! И спласывают, и спласывают. Дедуська у тебя стлогий. Такой, плямо – ух! Плямо как мой. Мой дедуська злюка быль. Его все боялисся. Но он потом тють-тють вымел.
– Что вымел?
– У́мель.
– Не поняла. Что-то особенное уме́л?
– Да нет зе. Не уме́л, а у́мель. Ну, мы – ледкий вымелсый вид. Вот он – вымел.
– А! Поняла. Вымер. Продолжай.
– Ну и все. А потом дедуська Хенлик написяль, сьто я настоясяя Монк и это холосо. И сьто ты молодесь. Потомуста устлоила сумаседсее, невелоятное и гландиозное сумасблодство. Воть. И иссе добавиль, сьто здет миня в гости. И сьтобы я заботиляся о тебе. А я и так заботюся, ты зе моя фейка.
