Я осторожно отняла ее руки от лица и чмокнула в щеку.
– Девочка моя, – сдавленным голосом произнесла Гунни. – Ты просишь невозможного. Вот, смотри!
Она закатала до локтя рукав рубахи, и я с изумлением увидела настоящее клеймо на внутренней стороне руки, почти у сгиба.
Горло сдавило спазмом. Я сглотнула, но все равно не смогла нормально говорить.
– Что это? – прозвучало вороньим карканьем.
– Печать неразглашения. Если я начну рассказывать кому-нибудь о тебе, она меня уничтожит. Но я даже не за себя боюсь. Я боюсь оставить тебя одну.
У меня внутри все похолодело. До этого момента мне все казалось чуть ли не игрой, какой-то увлекательной тайной, разгадав которую, я изменю нашу жизнь.
Изменила так изменила… Приоткрывшаяся истина придавила каменной плитой.
– Нянь, я не буду у тебя ничего выпытывать, – подавленно пообещала я. Вернулась на свое место и, чтоб не волновать Гунни, принялась за еду. Правда, не почувствовала ни вкуса, ни запаха. Просто затолкала в себя. Тут же пришло сравнение. Как в гуся для фуагра – всовывают в глотку воронку и всыпают туда самый питательный корм.
Стоп! А откуда я это знаю? Явно не от торговцев на рынке…
В голове теснились мысли, как бедняки за бесплатным угощением по случаю королевского праздника. Они толкались, отпихивали друг друга, настаивая, чтоб я подумала каждую из них первой. Но я не могла сосредоточиться и ухватиться хотя бы за одну.
Я помою посуду, – виновато сказала я и, собрав тарелки, сунула их небольшой таз с теплой водой. Я надеялась, что, отвлекаясь на процесс мытья, смогу остановить сумасшедшую карусель из догадок.
– Ты что, Ленси! Не выдумывай, – вышла из ступора няня. – Я сама помою!
Карусель мгновенно остановилась, и я пристально посмотрела на Гунни.
– Почему?! – я не ждала честного ответа. Но, кажется, и так догадывалась. Няня опять смутилась, поморгала глазами.
– Потому что еще успеешь наработаться. А руки девушке нужно беречь! – выдала она, наконец, что-то похожее на правду.
И я ухватилась за эту ниточку. Няня никогда не подпускала меня к кухонной утвари. Вопрос – зачем беречь руки простолюдинке? Напрашивался ответ – хочет подороже меня продать замуж? Так после восемнадцати она не сможет этого сделать, потому что после совершеннолетия девушка имеет право, пусть и формальное, определять свою судьбу.
Может уехать в столицу и наняться на государственную службу. В какой-нибудь департамент. Секретарем. Ну это так, из области чуда. А вот что реально – так это найти работу служанки, няньки или даже компаньонки для богатой старушки.
Тут же стало стыдно за то, что такое могло прийти в голову. Моя няня скорей умрет, чем меня обидит!
Надо рыть дальше. И сделать это можно только в полном одиночестве.
– Я пробегусь к речке, – примирительно улыбнулась я и чмокнула няню в щеку.
Наше жилище находилось почти на окраине, поэтому мне не приходилось долго добираться к своему убежищу. Перебежав по шатким мосткам на другую сторону, я уже не спеша пошла вдоль берега. До места, где река образовывала излучину. Среди густых зарослей ивняка было укромное местечко. Мой личный ирий.
Купаться меня больше не тянуло, тем более, что я не проверила свою рану. Мне необходимо было заполучить то состояние покоя, которое могла дать только вода. Усевшись с ногами на большой теплый валун, я рассеянно смотрела на воду. Мелкая рябь словно нашептывала теплые слова, и я чувствовала, как утихает в голове гомон неотвеченных вопросов, подчиняется моей воле.
