Взглянув на часы, понимаю – у меня в запасе есть ещё немного времени, чтобы позавтракать, собраться и успеть добраться до работы. Но мне не хочется спешить. Я не хочу видеть его! Мне нужно пережить этот момент и собраться с силами, чтобы идти дальше. Мне нельзя прятаться, это будет означать, что я сдалась. Струсила. Поэтому этот предрассветный час – единственный перерыв, который я могу себе позволить.
Поднимаясь на лифте на двадцатый этаж, в сотый раз смотрюсь в огромное зеркало, которое занимает всю стенку кабины. Богдан не должен заметить ни единого следа моего отвратительного душевного состояния. Много чести! Решит ещё, что я убиваюсь из-за него. Нужно держать лицо и сохранять хладнокровие хотя бы для виду.
Как бы я не уговаривала себя, выезжаю позже положенного. На часах полдевятого. Опоздание на лицо, но мне всё равно. В конце концов, я вольна устанавливать для себя любой график, и никто не смеет мне указывать.
Выйдя на нужном этаже, шагаю в сторону приёмной. Чем ближе я к двери, тем медленнее шаг. Протянув руку, нехотя проворачиваю ручку и вхожу внутрь.
Валентина Ивановна у себя. С хмурым видом перебирает бумажки. Кучей нагромождённые на столе. Завидев меня, она поднимается с места, но я останавливаю её жестом руки.
– Доброе утро, не отвлекайтесь, – произношу я негромко.
Из-за двери Богдана доносятся голоса. Он на месте и явно не один. Прислушавшись, понимаю, что голос его посетительницы мне подозрительно знаком. Женщина разговаривает на повышенных тонах, так что вся беседа слышна мне и секретарю. Я безошибочно узнаю её. Это мачеха Богдана. Вторая жена отца, мать Дарины. Той самой девушки, которая угрожала пистолетом моему двоюродному брату и его невесте, а теперь жене.
Дарина – моя бывшая подруга. Мы начали общаться с тех самых времён, как познакомились наши родители. Дружба завязалась быстро, но спустя время я поняла, что долго терпеть эту чокнутую не смогу. Пришлось. Только ради того, чтобы чаще видеть Богдана. Даже он не знает, чего мне это стоило. У его сестрицы мозги явно не на месте. А если учесть, что подруженька проходила реабилитацию и не раз, то это не просто мои умозаключения, это настоящий диагноз.
Алла была явно не в духе. Она громко отчитывала моего зама, он же лишь тихо басил в ответ. Обстановка в помещении была максимально напряженной, и это чувствовалось почти осязаемо.
Застыв под дверью в нерешительности, переглядываюсь с Валентиной Ивановной. Она пожимает плечами и опускает взгляд на свои бумажки. А я невольно навостряю ушки.
Тирада женщины эхом разносится по всему этажу. По крайней мере, мне так слышалось. Каждое слово Аллы резало слух, ведь речь шла о моей семье, и ожидаемо она высказывалась о каждом из нас, представляя не в самом лучшем свете. Я что-то в этом роде и ожидала, но не подозревала, что эта приличная с виду женщина, настолько ядовита. Ясно, в кого пошла Дарина. Яблочко от яблоньки.
– Объясни мне, как ты можешь находиться в этих стенах?! Где твоё самоуважение?! Они унизили нас, разорили. Отняли всё!
– Я здесь как раз ради того, чтобы вернуть бизнес, – глухо отвечает Богдан.
Прислушиваясь к его тихому, низкому голосу, практически не дышу. Что хочу услышать? Я и сама не знаю! Лишний раз убедиться, что ему не стоит доверять. В том, что мама права в своих подозрениях. Разочароваться окончательно! Сердце больно сжимается. Мало мне того, что уже было? Решила добить себя окончательно? Мне бы уйти отсюда и вернуться после того, как разговор закончится. Но я не могу сдвинуться с места. Лучше ворвусь к ним в самый разгар скандала и вежливо выпровожу мать Дарины из своего кабинета, чем трусливо спрячусь где-нибудь на этажах. Да именно так я и поступлю, если она не угомонится сама.
