Директор школы Нина Иосафовна Гроза была женщиной властной и строгой, Филька про себя прозвал её «командиршей». Леонид Константинович часто приходил в школу и подолгу беседовал с ней. Он и дядя Лукьян оказывали школе материальную помощь, и ещё много кто помогал школе: родители других учеников (в том числе и сам Сталин), райком партии, газета «Известия» и т. д. Хватка у Нины Иосафовны была железной, всё для школы она доставала сама, обивая пороги разных учреждений.
Но вот к середине 1930-х годов трудности миновали. В трёхэтажном (два крыла имели по четыре этажа) здании школы училось около пятисот ребят, занятия теперь шли в одну смену, у каждого класса была своя аудитория, были специальные кабинеты – химии, физики, труда и т. д.
Председателем школьного родительского комитета была Полина Сергеевна Жемчужина, жена Молотова. Теперь школа имела большое влияние, с ней дружили и помогали ей многие солидные организации и знаменитые люди, выдающиеся деятели культуры и искусства.
Учителя в школе были пожилые или почти пожилые. Оценки ставили по справедливости, невзирая на знатное происхождение. Так, своими требованиями и увещеваниями отец заставил Фильку не получать обычных четвёрок – только пятёрки, а уж о четвёрке в четверти и разговора быть не могло. Все девять классов Филька был отличником и не охладел к учёбе даже тогда, когда вместе с матерью уехал от отца.
«Его отец был профессором, он хотел отдать сына в МГУ, следил за его успеваемостью в школе, – рассказывал Василий Иванович. – У брата было много общественных нагрузок и разных кружков, отец расписал его дни по минутам…»
Действительно, в гостиной у Леонида Константиновича висел план, в котором было указано, где Филя должен был находиться и что делать в данную минуту. Кроме того, отец велел ему завести ежедневник и писать в нём задания на день: выучить такую-то теорему, сходить в такой-то кружок, написать заметку для стенгазеты и т. д. Филька ходил в кружки по математике, немецкому языку, труду; в кружке труда его обучили плотничать и столярничать, и он в будущем мастерил скворечники и какие-нибудь другие полезные вещи – шкатулки, подставки, ложки – и всё это дарил бабушке, родителям, друзьям; а если что-нибудь ломалось дома, то мог починить сам.
В девять лет он стал вести личный дневник, делая на протяжении шести лет, как правило, по одной короткой записи в день, но, бывало, здесь появлялись и целые истории – обычно во время каникул. Исписав несколько тетрадок, он потом сшил их вместе.
Фильке нельзя было прогуливать уроки: отец строго следил за его посещаемостью. Но вот как-то два товарища подговорили его убежать и прокатиться с ними на трамвае. Погода была тёплая, ясная, друзья ехали с ветерком, весело общались, разглядывая магазины, рынки, особняки, пробегавшие за окошком. Трамвай трезвонил, тормозил, пропускал людей и ехал дальше. Мальчики сошли на Тверском бульваре, где был памятник Пушкину; здесь в палатках и лотках продавались дешёвые книги, и ребята иногда что-нибудь выбирали себе. Они были в музее «Зоологическом», видели скелеты динозавров, мамонтов и других животных.
После той прогулки у Фили был серьёзный разговор с отцом…
– Какой пример ты подаёшь другим ребятам? Ты ведь пионер, староста класса – и такое вытворяешь… Чтобы это было в последний раз, слышишь?
– Ты меня ещё на горох поставь, – ответил Филька.
