В § 4, характеризуя средневековое мировоззрение, мы говорили о символе креста, доминантность вертикали которого выражала ценностные приоритеты той эпохи. В период гуманизма этот символ претерпевает изменения. Вертикальная составляющая креста (отношение человека и Бога), можно сказать, сохраняется (атеизм не свойствен эпохе Возрождения), но заметно увеличивается горизонталь (взаимоотношения человека с миром). Земной мир и земная жизнь теперь значили для человека очень много. Именно в этой жизни он стремился максимально себя реализовать. Поэтому изменяется отношение ко времени. Настоящее принимает самодавлеющий, самоценный характер, в нем спрессованы вся полнота и многообразие человеческой жизни.
Настоящее как бы кристаллизует в себе славное прошлое (идеалы античности), не сливаясь с ним, дистанцируясь от него. Восприятие античности гуманистами носит оттенок ностальгии, а не буквальной реставрации, которая была невозможна. Гуманисты не замечали или не хотели замечать, что столь высоко ценимые ими идеалы классической античности с ее приматом живой гармоничной телесности, с антипсихологизмом объективированной, овнешненной духовной жизни человека не были просто «задавлены» темным средневековьем. Без средневекового драматического психологизма, открывшего глубину человеческой души (пусть и в «вертикальном» измерении), не был бы возможен гуманистический «горизонтальный» психологизм Возрождения, насыщенная душевно-телесная земная жизнь во всей ее полноте и многообразии. Гуманисты, возможно сами того не осознавая, опирались на эти приобретения средневековья.
Оценка будущего стала тоже не столь драматичной и напряженной, как в средние века. Если настоящее, полное жизни, света и радости, не есть юдоль печали, то и будущее мыслится как светлая мечта, уже осуществляемая в настоящем. «Ренессансное ощущение времени, – отмечает И. Е. Данилова, – спрессовывает в единый, трудно расчлененный образ все три временных слоя: мечтая о будущем, уже осуществленном в настоящем, люди Возрождения видели его в образах античного прошлого. И именно эта временная наполненность настоящего придавала ему черты вечности. Живя в настоящем, человек Возрождения уже здесь, на земле, чувствовал себя приобщенным к вечности»[18].
Человек Возрождения торопился жить. Он хотел многое успеть сделать, жадно стремился захватить будущее и обладать им уже в настоящем. «Ощутив время как свою личную собственность, человек Возрождения не жил во времени, а проживал свое время, свое личное, отпущенное ему творцом, время своей жизни»[19]. Но «проживание» времени не означало его «прожигания». Видный гуманист Л. В. Альберти в трактате «О семье» говорит устами одного из своих персонажей – купца Джаноццо: «Если кто использует время в учении, размышлении и в занятиях достохвальными вещами, тот делает время своим; а кто упускает час за часом в безделье, без всякого благородного занятия, то, конечно, его теряет»[20].
Антропоцентрические ценностные ориентации периода гуманизма изменили видение не только времени, но и пространства. Если в центре всего находится человек, его желания, мысли, чувства, то и восприятие им окружающего мира лишается таинственности, сакральности, чудесности. Такой мир воспринимается гораздо более реалистично, но не буднично реалистично, а эстетически реалистично. Человек не только любуется окружающим миром, но и тщательно всматривается в него. Поэтому и живописцы стремятся изобразить мир таким, каким его видят, во всей зримой красе и многообразии. Им не хватает только композиционного приема, чтобы создать иллюзию глубины на полотне картины. И в эпоху Возрождения такой прием был открыт –
