Философская традиция во Франции. Классический век и его самосознание - страница 2



индивидуумом.

На первый взгляд кажется, что эти акты мышления принадлежат истории, отошли в область прошлого и лежат по ту сторону нашей действительности. Но на самом деле то, что мы есть, являет собою вместе с тем нечто или, выражаясь точнее, подобно тому как в том, что лежит в этой области, в истории мысли, прошлое представляет собою лишь одну сторону, так и в том, что мы представляем собою, общее, непреходящее неразрывно связано с тем, что мы представляем собою как принадлежащие истории. Обладание самосознательной разумностью, присущее нам, современному миру, не возникло сразу и не выросло лишь на почве современности, а его существенной чертой является то, что оно есть наследие и, говоря точнее, результат работы всех предшествующих поколений человеческого рода. Подобно тому как искусства, служащие устройству внешней жизни, масса средств и сноровок, учреждения и привычки общежития и политической жизни суть результат размышления, изобретательности, нужды и бедствий, находчивости и остроумия, стремления и свершения предшествовавшей нашей современности истории, точно так же и то, что мы представляем собою в науке и, ближе, в философии, тоже обязано своим существованием традиции, которая через все, что преходяще и что поэтому минуло, тянется, по сравнению Гердера, словно священная цепь, и она сохранила и передала нам все, что произвели предшествовавшие поколения[10].

У Гегеля было невероятное чувство истории, которое должно стать образцом для всякого историка философии. Нельзя не согласиться с немецким классиком в том, что творческая мысль всякого поколения является результатом сохранившихся усилий всех предшествующих поколений. Такое наследование, как выражался Гегель, есть одновременно и получение некоего наследства, и вступление во владение этим наследством, ведь речь идет о духовной субстанции, переходящей от умерших к живущим. Как бы высокомерно мы ни относились к наследию предков, свое здание мы строим на их фундаменте, плох он или хорош. Таким образом, любая философия обретает существование только в связи с предшествующей и вытекает из нее с необходимостью: «ход истории показывает нам не становление чуждых нам вещей, а наше становление, становление нашей науки»[11]. Поэтому изучение истории философии вводит нас в саму философию.

Гегель – коварный советчик. Ведь он требует принять его систему целиком, а не просто предлагает частные полезные советы. Сам же он и предупреждает нас – и с ним, опять-таки, трудно не согласиться, что история философии как изложение мнений, история философии как рассказ о некогда существовавших философах и их взглядах ничего не дает для понимания философии, а зачастую даже вредит.

Когда выражаются вежливо, тогда называют этот материал философии мнениями; а те, которые считают себя способными высказать этот же самый взгляд с большей основательностью, даже называют историю философии галереей нелепиц или, по крайней мере, заблуждений, высказанных людьми, углубившимися в мышление и в голые понятия. Такой взгляд приходится выслушивать не только от людей, признающих свое невежество в философии (они признаются в нем, ибо по ходячему представлению, это невежество не мешает высказывать суждения о том, что, собственно, представляет собою философия, – каждый, напротив, уверен, что он может вполне судить о ее значении и сущности, ничего не понимая в ней), но и от людей, которые сами пишут или даже написали историю философии. История философии, как рассказ о различных и многообразных мнениях, превращается, таким образом, в предмет праздного любопытства или, если угодно, в предмет интереса ученых