Перед этим Вероника успела, разумеется, одним глазком взглянуть на гранки уже ушедшего в типографию номера.
Старик ледяным голосом предложил Ларе выйти, – но, как обычно, никуда не вышел, а прямо в отделе сорвался и устроил ей разнос минут на двадцать пять, не меньше. После чего приказал немедленно садиться за компьютер разбирать сообщения информагентств, поскольку ни на что другое она, Штиль, патологически не способна.
Было бесполезно напоминать ему, что она пришла на работу в девять утра, сдала им же одобренный материал, написала четыре заметки по материалам агентств и съездила на заказное интервью к министру культуры. Бесполезно жаловаться на вероломство драматурга, бессонную ночь и металлических мух перед глазами. И выдернуть пару пучков мелированных волос Вероники тоже бесполезно, – а жаль.
Лара подождала, пока словарный запас Старика исчерпается, коротко сказала «меня ждут», оделась и ушла.
Хотя на самом деле никто и нигде ее не ждал.
Становилось все холоднее. Она засунула левую руку за пазуху шубки, а в правой была сумочка, и пальцы уже навряд ли когда-нибудь добровольно разогнутся и отпустят ручку. А метро располагалось в самом конце проспекта, туда еще топать и топать, и было странно вспомнить, как полчаса назад она собиралась запросто прогуляться из конца в конец, чтобы вернуться к кинотеатру. Шарфик сполз, открывая голую шею, поправить его без зеркала вряд ли бы удалось, и Лара, с сожалением вынув из-за пазухи руку, прижала к подбородку меховой воротник. Вид, наверное, как у мокрой ощипанной курицы на снегу.
И наплевать.
Слева вдруг пахнуло теплом с крепким запахом кофе. Лара остановилась. В этих помпезных забегаловках в центре города кофе стоит, как вполне приличные перчатки. В то время как дома она может выпить его совершенно бесплатно… часа через полтора, не раньше.
Ну хорошо. В счет гонорара за ту несчастную корреспонденцию.
И ей было совершенно все равно, как называется это кафе, который теперь час и врал ли ей высокий человек со светлой бородкой и хитро прищуренными глазами, пообещавший, помнится, ждать.
* * *
Он сказал, что придет вовремя, и на том конце провода Марша серьезно пообещала ждать.
Франсис повесил трубку и откинулся в кресле. Собственно, на сегодня работа закончена, и все об этом знали. Кроме Вик, естественно.
Последнюю сегодняшнюю пресс-конференцию давал Склавиньский, известный скандалист, попиратель авторитетов и осквернитель национальных святынь. Накануне Вик страшно переживала, что его очередное шоу для журналистов может выйти за рамки приличий и плавно перетечь в безобразное рукоприкладство. А ей вполне хватило вчерашней давки из-за билетов, – сдержанно повторяла начальница, балансируя на грани срыва и наводя тем самым ужас на сотрудников. Девушку, промедлившую с объявлением об аккредитации, Вик чуть было не уволила, – и уволила бы, если б не Франсис. Он единственный в пресс-центре умел находить пути к спрятанному за железной броней нежному женскому сердцу шефини.
Но все прошло нормально. Склавиньский уже порядком поднадоел публике, и на столе перед ним даже через четверть часа после официального начала конференции выстроилось всего три диктофона и обшарпанный микрофон допотопной телекамеры местного канала. Журналисты тоскливо поглядывали в окно, отчаявшись услышать что-нибудь жареное или хотя бы новое, а телевизионщики вообще смылись через двадцать минут. Чего ж ты хотел, парень, – подумал Франсис, провожая Склавиньского после прессухи к выходу, – святыни и авторитеты рано или поздно должны были закончиться. Особенно если целых полгода так интенсивно их попирать и осквернять.
