«Ах да, это же ты нам прислал. Лев её обожает. Он кроме неё и ещё пары энциклопедий ничего читать не желает. Правду я говорю, львёнок?»
«Это прафда. Я офень люблю эту книфку. Мне кафетфя, фто я теперь ффё про фаф фнаю».
Фраза прозвучала почти зловеще, но сестра, похоже, пропустила её мимо ушей. Она сказала Льву, что пора играть, и мы сели на стулья, приставленные к стене, по которой плыл серебристый скат. Сестра была так близко, что стоило слегка наклониться, как до меня доносился её запах, тот самый кумариновый, сладковатовядкий аромат, который преследовал меня с тех пор, как она ушла. Мальчик открыл ноты, достал из узкой чёрной коробочки латунную флейту и приложил к губам. Первые пять-шесть тактов торжественная мелодия чувствовала себя неплохо, но потом споткнулась раз, и ещё один, и стала отставать от заданного темпа. Быстро стало понятно, что у Льва нет музыкального слуха и даже эта ученическая песенка ему не по зубам. Сестра сидела не снимая фальшивой ровной улыбки. Я тихо спросил её, давно ли Лев занимается с инструментом.
«Второй год только. У него пока в груди не хватает воздуха для музыки. Так учитель говорил. Зато я смотрю на него, и на сердце светло становится. Мой мальчик… У него и сестрёнка могла быть, ты знаешь…»
Лицо его покраснело, беспомощные пальцы-лепестки не успевали за мелодией. Лев сдался, не доиграв, и расстроился, но сестра ласковыми уговорами убедила его попробовать ещё раз. Получилось хуже прежнего. Пока мальчик укрощал песенку, мы переговаривались, в основном сестра рассказывала ту или иную историю о сыне, а я задавал вопросы, чтобы слушать её упоительный шепоток. Ледяная стена, вставшая между нами с самого моего приезда, как будто треснула, и я уже не чувствовал себя таким лишним. Когда Лев окончательно утомился и убрал флейту, сестра подозвала его, и мы оба похвалили мальчика за старание. Взявшись за руки, они занялись логопедическими упражнениями.
«Покажи, как шипит змея!»
«Ффффффф!»
«Покажи, как шумит лес!»
«Фффффффффффффф…»
Ровно в половину четвёртого за окном промычал автомобильный сигнал. Он исковеркал этот день, положил конец сеансу наблюдения за сестрой и её сыном; он сообщил о прибытии хозяина дома. Ариадна вздрогнула и поспешила из комнаты, Лев поплёлся следом, но у двери остановился и посмотрел на меня.
«Папа любит, ефли ефо нафыфают Капитан. Я фофу его Капитан Папа. Ему так нрафитфя. Его не надо флить».
Я покинул риф последним. «Капитана» я увидел в тот самый момент, когда он, грохоча марафонским хохотом после какой-то шутки, шлёпнул жену по ягодице (сестра смущённо засмеялась в ответ). В следующий миг он вырос передо мной. Толстоголовый титан в расстёгнутом синем костюме. Лысый, с аккуратной чёрно-седой бородкой; он громыхал, разинув белозубую пасть и раздувая широченный носище (неоднократно сломанный, наверняка ещё до того, как хозяин так раздобрел). Протянутую руку украшали два золотых перстня и кварцевые часы с бриллиантовыми вставками. Рукопожатие больше походило на попытку сломать мне пальцы – испытание я выдержал достойно.
«Ну здоров, шурин, очень приятно. Наконец-то познакомились!»
Вот он, вот тот, кто украл у меня моё море, мою Панталассу. Я толком не знал даже, как сестра попалась ему на глаза. Может быть, он тогда работал в нашем сером городе или приехал по делам, и всё произошло случайно; может, кто-то её привёл прямо к нему в лапы. В тот год, когда я заканчивал школу, она вдруг объявила, что уходит из университета и уезжает к нему. Следующие пару лет совсем не давала о себе знать и только потом объявилась, Лев к тому времени уже родился. От чужих несдержанных языков я слышал: блестящая студентка пошла по наклонной; дурная наследственность дала о себе знать; присосалась к золотому тельцу. Сестру я о нём никогда не спрашивал, мне противно было об этом говорить.
