Флаг миноносца - страница 13

Он возвратился к себе на нары, разбитый физически и душевно. Спать он не мог. Мешали духота и мысли. Главным образом – мысли.

Володя откинул шинель и снова вытянулся на спине, положив руки под голову. Какой-то пожилой солдат рассказывал о фронте. В темноте мелькала ярким пятнышком его цигарка. Солдат говорил о «бешеной артиллерии». Сначала Сомин не обращал внимания. Ему надоели эти рассказы о немцах и их вооружении. Но скоро он начал прислушиваться. Речь, оказывается, шла не о немецкой, а о нашей артиллерии. На передовой появились какие-то новые пушки. Этих пушек немцы боятся.

Солдат взмахнул рукой, и огонек его цигарки вскинулся высоко вверх.

– Бешеная артиллерия! Она все сжигает. Даже танки. Громадные машины вдруг приезжают на передовую, и тут же начинается такой грохот, будто бьют сто артполков. Огонь летит по небу, а потом сразу становится тихо, и неприятель долго еще не стреляет с той стороны. А машины уже ушли. Раз – и нету! А на том месте, где они были, остается черная выгоревшая трава.

Рядом с Соминым лежал шофер Ваня Гришин. До войны он работал слесарем, потом водителем самосвала на заводе «Динамо». Познакомились они уже здесь.

– Брешет! – сказал Гришин. – Заливает.

– А может…

– И говорят, весь расчет накрывается, когда та пушка стреляет, – продолжал рассказчик. – Одно слово – бешеная артиллерия.

Никто не стал с ним спорить. Гришин пошел в коридор раздобыть у кого-нибудь на закурку, а Володя лежал и думал об этом непонятном роде войск. «Вот бы попасть туда. Невозможно, чтобы расчет погибал при ведении огня. Ерунда!» Глаза слипались. Может быть, это все только пригрезилось в полусне?

Его разбудил чей-то громкий голос. Посреди комнаты стоял молодой командир в черной шинели с золотыми нашивками на рукавах.

– Есть здесь зенитчики, спрашиваю? – повторил он. – Забираю в моряки!

За ним стояли двое матросов с наганами и плоскими штыками в ножнах на поясе. Гришин тоже не спал. Он толкнул Володю в бок:

– Пойдем?

– Так ты ж не зенитчик.

– Все равно. Лучше, чем валяться здесь на нарах и слушать всякую муру. У них – сразу видно – порядок.

– А бешеная?

– Черт с ней!

– Пошли!

Сомин слез с высоких нар и подошел к командиру в черной шинели:

– Товарищ командир, я хочу быть моряком!

Ясные, доверчивые, широко открытые глаза уверенно смотрели на командира.

– Будете! – ответил он.

Моряки, как видно, спешили. Командир быстро отобрал человек десять и записал их фамилии в блокнот.

– Бумаги оформят без вас. Клычков, проводите к машине!

Коренастый круглолицый матрос сделал шаг вперед:

– Есть, проводить пехоту к машине!

Командир окинул его суровым взглядом:

– Проводите матросов к машине. Ясно?

– Ясно, товарищ лейтенант.

Грузовик мчался по пустынным улицам. На темном небе метались бледные полосы прожекторов. С крыши Главного почтамта били зенитки, и их разрывы вспыхивали во мраке. Машина круто повернула у Кировских Ворот.

– Вот тебе и матросы! Никогда не думал, – сказал Гришин. Потом он обратился к моряку: – Слушай, Клычков, так тебя, кажется?

– С утра был Клычков.

– Ты скажи, на каком море будем воевать?

– Там увидишь. Недалеко.

Ехать оказалось действительно недалеко. Машина въехала во двор, просторный, как площадь. В большой комнате прибывших встретил широкоплечий моряк с боцманской дудкой на шее:

– Скидайте мешки и шинеля!

– Прямо на пол? – спросил Гришин.

Клычков хрипло хихикнул. Боцман сердито посмотрел на него и ответил Гришину: