– И застолье все как есть бросили, – сказал Трубников, грустно кивая на столы, – свадьбу здесь справляли на вольном воздухе. Неделю гулять собирались, а тут ночью гроза. А потом убийство. Так все и бросили впопыхах. Сегодня только помаленьку убирать начали. Кстати, Екатерина Сергеевна, раз уж о еде речь зашла, поедемте обедать, а?
– Спасибо, но что-то не хочется, – сказала Катя.
– Да не куда-нибудь, вы не думайте, а ко мне. Я вчера вечером окрошки наделал, квас у меня свой в холодильнике, лучка-укропчика с грядки надергаем, огурчиков свежих малосольных. Я все сам делаю – сам себе и кулинар, сам и повар. Один ведь живу.
– Один? – удивилась Катя. – А где же ваша семья?
– Нету. – Трубников развел руками. – Родители умерли давно, сестра замуж выскочила в соседний район. Брательник младший на реку Амур подался сразу после армии. В совхозе оставаться не хотел. Теперь вон все телеграммы шлет, почву зондирует – нельзя ли вернуться. Непутевый он какой-то.
– А вы так и не женились?
– Как видите – еще не успел, – Трубников усмехнулся, отчего вокруг глаз у него лучиками пошли морщинки. – В районе в целом ни одной охотницы за милиционера пойти замуж не нашлось. Ну а потом я еще в Афгане воевал – это тоже, знаете ли, того… Отпугивало многих. А сейчас что ж, сорок шестой уж год стукнул – куда теперь жениться… Только народ насмешишь. Ну как, поедем окрошку есть?
– Ой нет, большое спасибо, Николай Христофорович, – Катя покачала головой, – но после сегодняшних впечатлений не очень мне хочется обедать. К тому же ехать пора. Шестой час, пока до Москвы доберусь.
Трубников больше ничего ей не сказал. И Катя поняла: за окрошкой он явно хотел обсудить с ней то, что произошло в доме Чибисовых. И был уязвлен в лучших чувствах своих, когда Катя, пусть и мягко, и вежливо, но дала понять, что обсуждать это она пока не собирается. Нет, это не было пренебрежением к участковому Трубникову – просто у Кати не было сил после всего еще и молоть об этом языком.
– До свидания, Николай Христофорович, – сказала она. – И спасибо за помощь.
– Прощайте. – Трубников подчеркнуто вежливо козырнул.
До магистрального шоссе было недалеко. Однако добираться пришлось по разбитому проселку через поля. Проехав совсем немного, Катя остановилась, заглушила мотор. Смотрела на пыльное лобовое стекло, вспоминая то, другое – высаженное яростным ударом. Машинально включила дворники. Вот она и побывала в этом Славянолужье. Увидела в луже кровь пополам с дождевой водой, разбитую машину, мертвое изувеченное тело человека, которого она не знала и никогда не встречала в своей жизни. Увидела эту девочку Полину – невесту-вдову с самодельной петлей на шее…
«А ведь это именно я спасла Полину, – мелькнуло у Кати. – Странно, но никто этого, кажется, и не заметил. А ведь я спасла, удержала ее. Или нет? Все зависит от того, что это было – попытка убить себя или же хорошо рассчитанный трюк, специально разыгранный, чтобы никто не мог заподозрить…»
Катя закрыла глаза. Нет. Это неправильно. Это не так. Полина действительно хотела покончить с собой. И я ее спасла.
Кто-то энергично посигналил сзади. Катя очнулась от дум. Она явно кому-то мешала на этой тихой сельской дороге. В зеркале материализовались очертания большого бордового внедорожника. Катя медленно завела «Жигули» и съехала на обочину, уступая путь. Машины поравнялись. Это был старый «Шевроле» – запыленный от колес до крыши. За рулем его сидел молодой мужчина, вид которого Катю сразу же обеспокоил.
