Флориан Бэйтс и пропавший виолончелист - страница 16



Это начинало меня печалить. Казалось, Люси со всеми дружелюбна, но не дружит ни с кем. Все взгляды постоянно были направлены на нее, но она никак не могла знать, что за ними стоит. И, как ни противно это признавать, хуже всех прочих был я: агент под прикрытием, засланный сюда для того, чтобы в буквальном смысле шпионить за ней.

К моменту, когда мы пересекали внутренний дворик, идя на обед, мое чувство вины достигло предела. Я должен был что-то предпринять. И по какой-то причине решил, что лучшее, что я могу сделать, – это опозориться по полной.

– Однажды на американских горках я так напугался, что заплакал, – выпалил я.

Уверен, она услышала, но никак не отреагировала. Просто шла дальше. Ну и пожалуйста, я все равно продолжил:

– Вышло жалостно. Знаешь эти сувенирные фотки, которые тебе отправляют, когда выходишь из аттракциона? На моей: все вокруг вопят с задранными к небу руками, а я хнычу, как младенец.

Люси остановилась и озадаченно посмотрела на меня. Но по-прежнему ничего не говорила, так что я просто болтал дальше:

– А всякий раз, когда я захожу в общественное место, я пытаюсь вычислить, в каком уголке лучше спрятаться, если стрясется зомби-апокалипсис. Думаю, ожившие мертвецы будут шарить по туалетным кабинкам и кладовкам, так что я обычно соображаю, как залезть на раковину, чтобы оттуда забраться на подвесные потолки. Там они точно искать не догадаются.

Тут наконец она заговорила:

– И ты рассказываешь мне это, потому что.

– Потому что, наверное, странно постоянно видеть незнакомых людей, которые все о тебе знают, но о которых ты сама не знаешь ничего. Так что я подумал – надо рассказать тебе парочку самых постыдных своих тайн, чтобы немного сравнять счет.

Склонив голову набок, Люси изучала меня с секунду. Мне не удавалось понять, оказалось ли мое признание гениальным ходом или просто пополнило ее список неуклюжих попыток вступить с ней в контакт.

– Ты закончил? – спросила она.

– Для начала, наверное, достаточно.

Она кивнула, и мы продолжили шагать к кафетерию.

– Ой, чуть не забыл! – прибавил я. – Я жутко боюсь лягушек, потому что они способны прыгать в шести разных направлениях, из-за чего невозможно предсказать, с какой стороны тебя атакуют. – Конец фразы я подчеркнул, слегка передернув плечами.

Люси не останавливалась, но я видел, что она проводит в уме подсчеты. В конце концов она снова остановилась и повернулась ко мне.

– Вперед, назад, вправо, влево и вверх, – перечислила она, загибая пальцы. – Это пять направлений. Какое шестое?

– Одновременно назад, вверх и под углом, – объяснил я, показывая этот маневр рукой. – Прямо как ниндзя. И это страшнее всего, потому что тебе кажется, что ты в полной безопасности, – и тут… бум! Лягушачья атака.

В первый раз за весь день я увидел ее настоящую улыбку.

– Ты не совсем нормальный, да?

Уже целых пять слов. Это прогресс.

– Не-а, – заверил я. – Совсем-совсем нет.

Ее поза поменялась. Всего чуть-чуть, но я заметил.

– Ладно, вот тебе несколько подсказок по выживанию в кафетерии, – проговорила Люси, взглянув на дверь. – Пицца ничего. Бургеры нормальные, если залить кетчупом. Всего остального опасайся. Особенно рыбных палочек. Здесь их называют «Нептун-наггетсы», чтобы звучало мило. Но ходит слух, что Управление по надзору за качеством пищевых продуктов запретило называть их рыбными палочками, поскольку то, из чего они сделаны, рядом с рыбой и не лежало.