– Как четверть часа?! – раздался чей-то вопрос.
– А вот так. Если ваш король не подпишет капитуляцию через пятнадцать минут, я отменю приказ, данный мной пилоту бывшей “Галадриэли”, а потом – ну вы сами видели. Вы убили сына этого самого пилота, и теперь ваша жизнь – в смысле, жизнь вообще всех британцев – никакого значения для него не представляет.
– Но мы же все люди, сэр, помилуйте! Как – за четверть часа?!
– Мы-то с вами люди, а вот упомянутый мною пилот – нет. Так что крутитесь как хотите.
– “Нет”? То есть это – не человек?
– А Аргентина уже давно многорасовое государство, – соврал Энрике.
– Мы сейчас же свяжемся с командованием.
– Уж поспешите, будьте так любезны.
– Энрике, тут еще Кончите есть что сказать. Но только тебе и может быть Яниву, а не всем, – заметил Дюпон.
– Переключаю, слушаю.
– Энрике, – начала Кончита, – Напугай их еще больше. Уж не знаю как, но напугай. Надо, чтобы они не отправились за нами. Надо, чтобы они были заняты вычищанием дерьма из собственных штанов и вообще перестали обращать на нас внимание.
– А мы тут таки что, куда-то отправляемся? – удивился Лейбович.
– Именно. И довольно скоро, – ответила Кончита, – И еще и довольно далеко. В тылу должны остаться либо удирающие трусы, либо… Трупы.
– Так, – ответил Лейбович, который прекрасно умел делать вид, что во всем сориентировался, когда на самом деле ничего, как и сейчас, не понимал, – Я сейчас толкну речь, вы меня не прерывайте.
Тут же он включил общую, как бы совершенно случайно сделав это так, чтобы слышали и британские командиры. Ну ошибся впопыхах, с кем не бывает!
– Приказ по эскадре, – заявил Лейбович, – Готовность к бою и походу. Отдельный приказ пилоту сверхтяжелого истребителя: временно выйти из состава эскадры. Задача: в случае неисполнения противником ультиматума, уничтожить все борта противника, а потом отправиться на Нью-Уолш и “положить” гиперторпеду в ядро планеты.
– О господи, два миллиарда человек! – послышался панический голос кого-то из англичан.
– Какая тебе-покойнику будет разница? – резонно спросил другой.
– Приказ понятен, готова к исполнению, – раздался какой-то потусторонне-холодный голос Рамоты.
– Это еще и женщина! Теперь всё, мы все покойники. Мужик бы, может, еще и остановился, – сказал тот же “паникер”.
– Да погоди еще, может удастся сдаться! – сказал кто-то еще.
***
– Обращение по частному каналу, сёгун.
– И кто же осмелился меня беспокоить, Акаги?
– Король Швеции, сёгун.
– Король? Сам? То есть – лично?
– Именно так, сёгун.
– Что ж, соединяйте. Раньше он никогда не обращался лично. Интересно.
– Соединяю, сёгун.
– Ваше величество Бернадот?
– Да, ваше величество Токугава. Однако для вас, моего венценосного брата, я Олаф, если позволите.
– Несомненно позволю, и – рад личному знакомству! Мое имя Асахи, называйте меня так, прошу вас.
– Благодарю и польщен. Как вы понимаете, Асахи, у меня есть что сказать вам, причем до такой степени, что лучше бы нам встретиться.
– Удивлен, Олаф!
– Вы еще больше удивитесь, услышав мою историю. Но рассказывать ее я бы предпочел все-таки не по связи, пусть и защищенной.
– Даже так, Олаф?
– Даже так, Асахи.
– А знаете что? Насколько мне известно, ни императоры, ни сёгуны Японии никогда не посещали Швецию. То есть вообще никогда. Как насчет организации моего официального визита к вам? Я бы, если честно, был непрочь развлечься подобным образом.
