Фобология - страница 4

– Время Великой Морфо закончилось. Кровавому Бражнику слава! – нараспев протянула Скворцова. По новой громыхнули барабаны, выбивая из присутствующих ритмичное: «Три дня… три дня…»

Эхо разнесло громкий вопль. Бражник сидел с застывшей в оскале зубастой пастью и хищно разглядывал ряды своих адепток.

Было это перед самой Германской войной. Под вечер возвращался молодой холостой казак по имени Илья домой с ярмарки. В дороге стала одолевать его тяжкая дрёма. Боролся с ней казак, да дрёма сильней оказалась. Конь его вороной по кличке Бандит путь до самой хаты знал, и решил казак, что может чуточку подремать, и отпустил вожжи. Бандит не спеша топал в сторону родного хутора по степной дороге, а бравый казак Илья отдыхал после удачно проведённого дня.

А уже и вечер наступил. Опустились сумерки, а потом окутала землю чёрная мгла. Если бы не большая белая луна на восходе, дороги бы совсем не разобрать. Но Бандит шёл спокойно.

Казак лежал в повозке, пребывая в сладком полузабытьи, вроде и слышал всё, и чувствовал, как под колёсами тянется ухабистый шлях, как скрипит на каждой кочке телега. И виделись ему белые круглые плечи солдатки Анфисы, руки её ласковые и налитые груди вдовы Натальи, бёдра её крутые и сильные. «Вдов и солдаток на мой век хватит!» – с улыбкой думал Илья.

Вдруг всё разом прекратилось – и скрип, и подрагивание повозки. Другие появились звуки, полные тревоги: где-то близко проухал филин, захохотала ночная птица, и наступила тишина. Казак открыл глаза. Стояла ночь. Бандит – спокойное дружелюбное животное – трясся и хрипел, норовя попятиться на повозку. «Волки?» – пронеслось в голове казака. Он нащупал рукой ружьё, что рядом в повозке лежит. А конь дрожит, становится на дыбы, поводья рвёт.

Огляделся Илья. Хоть и темно, видит знакомое место: до дома рукой подать, пару вёрст всего осталось. Рядом хуторской погост. А дорога мимо лежит по старому мосту через речку с запрудой. А по берегам стоят высоченные дубы да вербы, за которыми луна прячется. И в слабом свете луны разглядел казак на дороге что-то белое, величиной с собаку.

А конь дрожит, с упряжи рвётся. Посмотрел Илья на завалившуюся кладбищенскую ограду, на проступающие в темноте покосившиеся могильные кресты, и жутко ему стало. Потом вспомнил, что казак он, и отец его был казак, и дед, взял ружьё и слез с телеги. Сделал шаг к чему-то белому на дороге, неизвестному. Выругался вслух, не сумев вспомнить ни одной молитвы, и взвёл курки ружья. А это существо, или не существо вовсе, возьми да и тихонько так пойди к казаку.

Присмотрелся Илья – и не волк вроде, так, небольшая собачонка. «Фу ты, чёрт!..» – в сердцах сплюнул казак, а у самого пот холодный по спине сбегает, палец на курке не слушается совсем, и страх какой-то животный к горлу подступил. Смотрит Илья, широко раскрыв глаза, на это белое приближающееся что-то и пошевелиться не может.

И вдруг будто белёсый туман окутал существо на дороге, и стал этот туман расти. Глядит казак, а прямо перед ним стоит черноволосая девица невиданной красоты, в белом платье, похожем на саван, а кожа будто светится изнутри лунным светом.

– Здравствуй, казак Илья, – говорит ему девица красивым голосом.

– И тебе не хворать, – отвечает казак с опаской.

А девица взгляд свой с Ильи не сводит.

– Скажи, красивая я?

Чудно, ночь хоть и тёмная, а видно Илье девицу. Посмотрел по сторонам казак – ни одной живой души вокруг не видать. Сомнения его одолевают: откуда ночью в степи взялась эта неземная красота? Но, собрав всю волю в кулак, отвечает: