Я лежу на полу и одновременно будто пребываю в невесомости. Звонок в дверь кажется доносящимся словно со дна глубокого колодца, но, тем не менее, знакомым. Установленным снаружи именно моей квартиры. Обозначающим то, что это мне нужно встать и отпереть замки. Тело подчиняется совершенно неохотно, и по ощущениям проходит минут десять прежде, чем оно всё-таки оказывается в прихожей. Но потом у меня открывается второе дыхание. Лёгкие расправляются, и в кровь явно начинает попадать гораздо больше кислорода, чем когда я могла лишь смотреть во вращающийся надо мной потолок. За секунду преодолевая два разделяющих нас шага, Райан Андерсон выглядит сердитым до умопомрачения. Его прикосновение к моему подбородку оказывается точно таким же. Внушающим безумие и желание ему поддаться.
– Ты в порядке, – это вопрос? Или утверждение? Похоже, мне не обойтись без подсказки. Потому что всё, на что у меня хватает мыслей, это рассматривать одежду и волосы, настолько растрёпанные, будто сегодня их даже не причёсывали.
– Привет, Райан Андерсон, – я вроде бы покачиваюсь, стоя на пороге, потому что цепляюсь правой рукой за дверную коробку, а левую ладонь сжимаю вокруг приятной холодно металлической ручки, – я и не знала, что миллиардеры носят низко сидящие джинсы, видавшие виды кроссовки и расстёгнутые рубашки с короткими рукавами поверх белых футболок. Я только что значительно расширила свои познания о том мире, к которому ты принадлежишь. Видимо, он не так уж и отличается от моей действительности.
– Ты… пьяна?
– Наверное. Может быть. Скорее всего, да. Но, Райан Андерсон, я всё осознаю. И я подумала над твоими словами. Ты ведь здесь, чтобы установить, к чему я пришла? Так вот, можешь делать со мной всё, что хочешь.
– Ты не в себе.
– И что, из-за этого тебе уже не надо?
– Ну всё, пойдём, я уложу тебя в кровать, – решивший играть со мной мужчина, справившись с как будто потрясением от моего состояния, притягивает меня к себе за талию, но я не хочу ни в постель, ни чтобы он дотрагивался до моего тела. Я пытаюсь отстраниться и не чувствовать мужского тепла, парфюма и других естественных запахов Андерсона, но всё это как-то вяло и едва ли охотно.
Он реально отводит меня в комнату. Сразу после того, как, переступив через порог, запирает за собой дверь. И, нависая надо мной, скрывает моё тело под одеялом до самой шеи.
– Так мне слишком быстро станет жарко. Я не накрываюсь до такой степени, когда лето.
– Тебе придётся потерпеть, Моника Гейнс. Учитывая тот комплект для сна, который ты, похоже, сегодня вообще не снимала, я не хочу видеть то, как выглядит в нём твоя грудь. Я просто лягу рядом. Не смей даже и думать о том, чтобы вытащить руки.
– Ты… остаёшься?
– У тебя есть возражения? – спрашивает он, опускаясь поверх одеяла слева от меня. Пожалуй, от ощущения близости без близости мне уже становится жарко больше, чем когда-либо станет от кокона, в который обернул моё тело Андерсон. Он… когда он именно спит со своей женой, ей тоже приходится испытывать на себе подобные запреты? Терпеть его нежелание прикосновений?
– Что ты ей сказал?
– Ничего. У меня аврал. Так всё и было. Просто я уже с ним разобрался, – я удивлена тому, что получаю ответ. – Ночи на работе для меня не редкость. Иногда они случаются и по выходным. Но я ещё никогда не делал того, что сейчас.
– Тогда почему делаешь?
– Почему ты напилась?
