Мы наворачивали уже третий круг по садоводству – через него шли три основные дороги, смешивавшиеся в одну, ныне получившую название 2-й Чародейной и пролегавшую мимо моего участка и участков двух других наших друзей, затем заворачивавшую к пляжу. Да тому самому, памятному мне.
– Слышал, – вдруг нарушил молчание Николай. – Чиж должен скоро вернуться из Чухи.
– Да, он писал мне недавно. Вконтакте.
– Ага, ну понятно, – пробурчал друг в ответ.
– О Сесе что-то слышно?
– Нет.
– Ясно.
– Дядя Ваня умер, – как-то невзначай обронил мой товарищ детства. Я не сразу вспомнил кто это. Кажется, это был здешний пьяница. Мы его знали через родителей и просто видели иногда, как он шатается по улицам. Хотя, возможно, и не тот. Тут всяких было, кого уж нет. Кого помнят, возможно, только здешние камни, но…
– Артема, кстати, упекли в тюрячку, – после недолго молчания добавил товарищ. Я сразу понял о ком он, но почему-то никаких эмоций не испытал. В новой «взрослой» жизни уже случилось так много всего, что образ соперника юности совершенно потерял всякий вес. Превратился в призрак прошлого.
– Ты видел сам Катю? – зачем-то спросил я.
Друг посмотрел на меня, затем себе под ноги.
– Идем, – коротко сказал он и, развернувшись резко, направился в другую сторону.
– Куда?
– К карьеру.
Мы шли недолго. К противоположному от моего дома концу садоводства. Там за пригорком, располагался старый неглубокий песчаный карьер, ныне превратившийся в свалку. Иногда с него местные таскают песок, но больше скидывают мусор.
Друг уверенно прошел через середину карьера, вступил на вытоптанную тропинку, ведшую по поросшим травой склонам карьера, затем в лес, возвышавшийся по кромке песчаной воронки. Я шёл следом за ним.
Тропу я знал хорошо. Она вела к небольшой опушке рядом с озером. Там обычно собирались шумные компании, в какой-то момент у костра даже настрогали самодельных сидений из бревен и крупных сучьев. Мы, правда, именно там бывали редко. Жили мы в другом конце садоводства, здешние места были, так сказать, не совсем нашей территорией.
– Здесь.
– Что здесь? – спросил я недоуменно, когда мы остановились посередине опушки. Несколько кострищ чернели углями в разных уголках хорошо вытоптанной поляны.
– Здесь её нашли.
– Откуда ты знаешь?
– Ходили полицейские. Задавали вопросы.
– Ты сам её видел?
Друг молчал.
Я осмотрелся. Ничего необычного. Поляна как поляна. Мусора, правда, многовато. Бутылки там, пластик…
– Она была такой же как тогда.
– Что?
– Она была такой же. Как в тот день. Словно все произошло вчера.
– Не понимаю тебя.
Друг резко подскочил ко мне и, схватив за плечи, развернул к себе и посмотрел прямо мне в глаза грозным, полным зла взглядом:
– Словно не было семи лет, понимаешь? Она не постарела, не изменилась. Словно пропала вчера. Понимаешь?
Я замер. Какое-то время мы играли в гляделки. Затем Коля отступил, убрал руки, присел на корточки, сложил под грудь руки и навалился на них спиной, принявшись раскачиваться в раздумьях.
– Мне кажется, что мы здесь забыли кое-что очень важное, – сказал я вдруг. – То, что нас так мучает…
– Что ты забыл, я не знаю. Я оставил здесь все, – резко бросил товарищ и, поднявшись, направился обратно по тропе к карьеру.
Я же стоял и смотрел ему вслед, пока он не скрылся за пригорком. И тут меня заколотили мелкие мурашки, словно… словно что-то вокруг стало ко мне неожиданно враждебно. Откуда ни возьмись налетел ветер, зашелестели листья и трава, будто нашептывая какую-то жутковатую мелодию. Все это стало навевать мне такие неприятные воспоминания, что я резво бросился за другом вдогонку. Мне очень, очень не хотелось оставаться на этой опушке одному.
