…Через несколько минут ее легкая одежда начала промокать, неприятно прилипая к телу, и она медленно пошла к остановке общественного монорельсового транспорта.
В руках Мари сжимала согнутую пополам папку из прозрачного тонкого пластика, внутри которой содержались официальные документы, свидетельствующие о смерти ее отца…
* * *
Оставшись вдвоем, Мошер и фон Браун некоторое время молчали.
– Ладно, Майлер, давай говорить начистоту, – наконец произнес Мошер, щелкнув портсигаром. – Нравится тебе Бюрге или нет, но он прав – мы не можем действовать определенным образом. Есть черта, за которую нельзя переступать. Остановка атмосферных процессоров повлечет за собой гибель множества людей, и не думаю, что этим мы спасем капиталовложения на Марсе.
Фон Браун, прищурясь, смотрел за окно, мимо Мошера.
– Боишься толпы? – тихо спросил он. – Думаешь, не найдется новых кандидатов на освободившиеся места в колонии?
– Найдутся. Но ты напрасно недооцениваешь так называемую толпу. Люди сейчас быстро впадают в крайность, а по всему миру отыщется немало тех, кто недоволен существующей колониальной политикой корпорации.
– И что делать? – Майлер перевел взгляд на своего заместителя. – За последние десять лет в Марсианскую колонию вложено сорок миллиардов евро!
– Да, такими деньгами не шутят, – согласился Дейвид. – Но ты иногда слишком прямолинеен. Нужна толика гибкости.
Фон Браун покачал головой. Мошер всегда удручал его излишней склонностью к намекам и недосказанности.
– Говори прямо, Дейвид.
Мошер прикурил и только затем продолжил развивать свою мысль:
– Мы не виноваты в случившемся, верно? События свалились нам как снег на голову, их никто не мог ни предвидеть, ни тем более предотвратить.
– Дейв, ты решишься преподнести подобные аргументы нашим инвесторам? – раздраженно перебил его Майлер. – Не забывай, что после провала проекта «Европа» мы все еще зависим от денежных поступлений со стороны.
Мошер кивнул.
– Мы говорим об одном и том же. Я лишь хотел подчеркнуть, что эти события, на мой взгляд, больше напоминают стихийное бедствие.
Фон Браун встал. Меряя шагами кабинет, он некоторое время тяжело размышлял над создавшейся ситуацией, потом остановился у выходящего на площадь панорамного окна и обернулся.
– Два месяца назад нечто подобное в этом кабинете утверждал Френк, – произнес он, глядя на Мошера. – Ты можешь разыгрывать перед Бюрге наивное непонимание, но Лаймер предвидел развитие событий, помнится, даже говорил о том, что нам грозят серьезные проблемы. Как назвал он эту пакость? Внеземной формой жизни? Помнишь, как выторговывал он у меня эту отсрочку, ссылаясь на необходимость исследований? К чему они привели? Он был лучшим специалистом корпорации, причем, что немаловажно, проверенным специалистом. Теперь он лежит в холодильнике морга, а вместе с ним – целая смена инженеров и рабочих. События непоправимые. Скажи, кому теперь доверить это дело? Толмачеву, которого трясет, как только он переступает порог моего кабинета? – Фон Браун брезгливо поморщился. – Нужно реально что-то делать, Дейв, иначе корпорацию ждут потрясения еще более худшие, чем были в случае с «Европой».
– Послушай, Майлер, я помню разговор с Френком. Он ведь не просто выторговывал время для своих исследований, он, кажется, упоминал о перспективах…
– Из семи спасателей, занимавшихся после взрыва на заводе расчисткой завалов и извлечением трупов, в живых не осталось никого, – резко возразил фон Браун. – Там не было излучения, не зафиксировано никаких бактериологических загрязнений или выбросов ядовитых химических веществ. Спрашивается, почему они умерли?
