– Я прошу тебя, ма, позвони ей вечером и объясни ситуацию. Только, пожалуйста, без скандалов, хорошо?
– С этой беспорочной овечкой я – сама дипломатическая корректность!
– И передай, что приезжать ей сюда, надо думать, вряд ли стоит.
– Вот это обязательно передам!
– Хорошо?
– Обещаю тебе.
– Только скажи, что именно я просил об этом!
– Договорились.
– Надо бы и на работу позвонить, как считаешь?
– Я сообщу вам в отдел и скажу, что ты в больнице на обследовании с пока туманным диагнозом. И чтоб ждали тебя только через две недели или позже. Ну что ж, Володя, крепись, держись.
– Давай, ма, обходиться без слёз, – попросил он, увидев, как у деятельной матери вдруг сделались влажными глаза и зашевелились губы.
– Как всё это быстро случилось!
– Мне и без того тошнит от военкомовских угроз.
Они простились. Владимир отправился в палату, присел на кровать, послушал уже знакомую скрипичную мелодию, попил водицы. Затем облачился в тренировочный костюм и пошёл сдавать сестре-хозяйке на хранение пакет со своей одеждой.
Закончив хлопоты, он готовился прилечь, но динамики чётко объявили:
– В отделении ужин, пройдите в столовую. В отделении ужин…
В столовой у раздаточной амбразуры он спросил истерзанных процедурами пациентов:
– Что будет на ужин?
– Овсянка, сэр! – сообщили ему сразу трое, которые стояли первыми.
Замученные пациенты казались довольными своей осведомлённостью и своим ответом новому пациенту. По крайней мере, они попытались изобразить радостные улыбки на своих лицах. Получалась же гримаса, какой пугают маленьких детей. В улыбке всех троих наблюдалось что-то общее, что-то от Бармалея.
– Традиционная овсянка, это хорошо, превосходно, это по-нашенски, по-пролетарски, – возрадовался Владимир.
Затем он развернулся и возвратился в палату, чтобы посмотреть на продукты, принесённые матерью. И правильно сделал. В пакете оказались сметана, острый сыр с дырочками, пирожки с картошкой, которые требовали безотлагательной заботы по причине их срока годности. Имелись и продукты, которые могли подождать: яблоки, кусок сервелата, очищенные грецкие орехи. Мать привезла каравай круглого чёрного ржаного хлеба и белую плетёнку с маком. Находился в пакете и набор стальных инструментов. По этикеткам выходило, что столовые приборы только что куплены в магазине. В комплект входили: столовая и чайная ложки, вилка и тупой столовый нож.
Слегка перекусив в столовой за ужином, Владимир проделал очередную попытку отвлечься телевизором от назойливых радужных мыслей о перспективах своего светлого будущего.
В большой комнате пациенты вдохновенно смотрели фильм о том, как изощрённая мафия обводит вокруг пальца честных полицейских. Мафиози обладали всем, чего душа пожелает, а полицейские имели только старомодную дряхлую форму, кучу жизненных проблем, целомудренные идеи да столетние устаревшие наганы. Чем закончится фильм, было ясно уже после первых кадров. Предполагалось очевидное: что деревенского вида полицейский в финальных кадрах арестует всех главарей мафии, оставшихся в живых после его снайперских выстрелов. И, естественно, передаст их справедливой женщине с завязанными глазами. Однако звуковые и визуальные эффекты в сочетании с классной работой трюкачей задержали на полчаса у телевизора и Владимира. Но все-таки мысли о будущем бытии будоражили и буравили его мозг. Он возвратился в палату, разделся и лёг, чтобы ещё раз обдумать произошедшие сегодня бурные события.
