Голубое небо вдруг побелело, а солнце уползло к горизонту и стало относительно тусклым, в пределах возможностей стоваттной лампочки. Виктор еще раз моргнул и осознал, что видит над собой потолок просторной комнаты. Туманов перевел взгляд вправо. Лампочка-солнце в изящном плафоне светила со стены. Взгляд скользнул ниже и наткнулся на одного из персонажей сна. Рядом с Виктором сидел человек в белой одежде и с мутным пятном вместо лица. Неужели Хамелеон?! Туманов моргнул несколько раз подряд, и зрение наконец пришло в норму. Лицо странного человека обрело черты. Нет, это был не Хамелеон. Сыщик с облегчением выдохнул.
– Здравствуйте, бригадир, – прошептал Туманов еле слышно.
Бригадир Островский вздрогнул и подался вперед.
– Вы очнулись! – он улыбался, похоже искренне радуясь за Туманова. – Отлично! Вот, попейте.
Виктор ухватил губами соломинку и сделал несколько глотков солоноватой жидкости. На эту незамысловатую процедуру ушли почти все силы. Туманов закрыл глаза и ненадолго провалился в забытье, теперь уже без образов и звуков. Очнувшись, он снова приложился к соломинке и окончательно утолил жажду. На этот раз силы его не оставили. Виктор почувствовал себя достаточно бодрым.
Он снова взглянул на Островского и едва заметно кивнул:
– Спасибо.
– Не за что, Виктор Алексеевич. По правде сказать, это я должен вас благодарить.
– За что?
– Трудный вопрос, – Островский неуверенно потер скулу. – Наверное, за чудо или за откровение, которое с вашим возвращением снизошло на Цех.
– Разве для бессмертных в новинку воскрешение?
– Нам трудно умереть, Виктор Алексеевич, но если это все же происходит, никто из нас не возвращается. Это прерогатива существ более высокого порядка.
Бригадир поднял взгляд к потолку.
– Я не сверхчеловек, – Виктор чуть качнул головой. – Мой «порядок» не выше вашего.
– Вот в этом и загадка, – Островский развел руками. – Что все-таки произошло? Мы все были уверены, что Хамелеон вас убил, причем реально. Я лично видел ваш, извините, труп. Но спустя час вдруг появился пульс, и вы… вернулись. Правда, в себя пришли через сутки, но это уже детали. Что за чудеса, Виктор Алексеевич? Может быть, шепнете по старой дружбе?
– Откуда мне знать? – Туманов чуть приподнялся, стараясь принять подобие сидячего положения. – Лучше скажите, Всеволод Семенович, что с Хамелеоном и Женей? Живы?
– Хамелеон, к сожалению, сумел ускользнуть. – Островский изучил пиктограммы на медицинском мониторе и быстро нашел те, что отвечали за регулировку наклона спинки кровати. – Ваша граната оказалась ему нипочем. А эта его дьявольская маскировка… Короче, он ушел. Так что вздохнуть с облегчением пока не получится. А вот Евгения почему-то осталась рядом с вами. В данный момент сидит под замком. Когда вы… вернулись, она заявила, что больше не желает быть наследницей древних традиций. Поклялась, что ее инстинкт гнева и все особые таланты исчезли одновременно с первым ударом вашего сердца в новой жизни. Вот такая странная связь. Ей пока не все верят, но Совет, похоже, на ее стороне. Во всяком случае, из камеры вашу подружку обещают выпустить, просто приставят к ней Джонатана.
– Непонятно, за что такое доверие?
– Сам не пойму. Мастера будто пьяные ходят, улыбаются, извините, шире акул. Хотя лично я не вижу повода для благодушия. Пока последний Хамелеон на свободе, расслабляться неразумно. Ведь нет гарантии, что его инстинкт сбавил обороты так же, как это произошло у его сестры. Но мастерам, наверное, виднее. Получается, вы у нас, так сказать, вестник больших перемен. Один сразу на две общины. Остается понять, что это за перемены или хотя бы какой у них знак: плюс или минус.
