Форс-мажор - страница 4

– Ах вот ты где! Попался! От меня еще никто не уходил! – пыталась она меня рассмешить. Но я был полон отчаяния.

– Ну ладно тебе, они не знали, что говорили. Дамир, ну Дамирчик, – приговаривала она, осторожно вытаскивая меня из-под лестницы.

– Нет, я больше никогда отсюда не выйду! – одернул я свою руку.

– Ну хорошо, можно тогда я тоже присяду рядом? – спросила она.

– Мне без разницы, – отвернулся я в другую сторону.

– Знаешь, я тоже с тобой согласна, – присела она на корточки рядом со мной.

– Вы, о чем? – озадачился я.

– Ну я про то, что каждый из них был несчастен по- своему. Вот, например, Чингисхан будучи ребенком, видел, как убили его отца, – вела она беседу как обычно.

– Да, я знаю, – ответил я учительнице.

– Видишь, какой ты умный. А Наполеон? – задала вопрос Аида Галымжановна.

– Он был маленького роста, – ответил я ей.

– Правильно! Поэтому, чтобы доказать всему миру, что он чего-то стоит, он и заварил войну. Хотя это грубая аллегория, но в данный момент- не суть. А теперь ты веришь тому, что одноклассники говорили о тебе? Да покажи мне хоть одного, кто знает то же, что ты! – она нежно прикоснулась руками к моему лицу и вытирала слезы. О Боже, что-то внутри ёкнуло. Она так проникновенно посмотрела в мои глаза и следом обняла меня. В эту самую минуту мое сердце сильно застучало, дыхание участилось и охватило безумное, сильное чувство привязанности к этому человеку. Да, я влюбился по уши! В конце концов она меня уговорила вернуться в класс. Когда мы с ней зашли в кабинет, класс гудел, но увидев мое заплаканное лицо все замолчали.

– Ребята, я вами очень недовольна, – строго произнесла Аида Галымжановна: – Разве можно так делать? Это же ваш одноклассник, вы целый день проводите вместе, это можно сказать ваш член семьи, а вы даже не даете ему высказать свое мнение. Ваш класс я любила больше любого другого, а вы меня так подвели. Ну- ка просите прощения у Дамира!

Лишь некоторые из класса сухо произнесли: «извини», «прости».

– Я сказала, чтобы все попросили прощения, – повысила тон учительница. Я посмотрел на нее, мол «не надо, достаточно», она сказала вслух: «долго мне ждать?»

– Прости Дамир, – ответил класс в один голос.

– Все, Дамир, теперь проходи на свое место. И если хоть раз я узнаю, что вы над ним смеетесь, мало вам не покажется, – все переглянулись и кивнули. Но тут прозвенел звонок и все галопом выбежали из класса. А я медленно направился за свою парту, да и мне уже было наплевать на своих одноклассников. Мои мысли были заняты только ей. После этого случая я решительно начал за ней ухаживать, хоть между нами и была разница в восемь лет. Я приносил сладости и незаметно оставлял их на столе. Она всегда расспрашивала кто бы это мог быть, но я не решался признаться и лишь молча наблюдал за ее радостным лицом.

Помимо этого, я пытался выделиться: душился старым отцовским парфюмом и надевал галстук на ее урок. Каждую ночь перед сном я смотрел на ее фотографию и желал спокойной ночи. Чтобы никто не увидел фото, я прятал его под подушкой и плевать, что на нем было еще тридцать три лица. Это была фотография всего класса, где я перечеркнул лица всех, кроме ее. Даже мое лицо было перечеркнуто, так как я не хотел иметь ни одного упоминания, об обучении в этом классе.

Каждый урок Аиды Галымжановны для меня был на вес золота. Она- единственный человек, с кем я себя свободно вел и чувствовал. Мы с Аидой Галымжановной беседовали на разные темы и лишь она принимала меня как равного. Она отличалась от остальных учителей: всегда внимательно выслушивала меня, позволяла свободно рассуждать, анализировать различные ситуации и высказывать свою точку зрения. Это касалось не только истории, а абсолютно любых тем.