Честно говоря, Тане нравились оба, может быть, Вадик даже больше, и она навсегда запомнила это выражение – «в плановом порядке».
Через 9 месяцев, но в неплановом порядке, родился Мишаня Коробкин.
Общественность нервного отделения, узрев и поняв, что Таня беременна конкретно от Вадимчика, не стала вмешиваться в процесс, тогда доля матерей-одиночек достигла по стране рекордных уровней. Общественность даже в лице профкома заняла выжидательную позицию, собирая деньги на приданое и на коляску. Деньги давали охотно. Вадимчик целыми днями в своем кабинете мурлыкал Цоя, особенно куплет из его новой песни:
«Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда
Зовет меня в путь».
Коллеги через Вадимчикову медсестру тетю Иру просили передать, чтобы он вообще не пел, мол, достал уже своим фальшивым голосом. И что Цоя не мурлычут, а скандируют. Тетя Ира смущенно разводила руками: «Ну и чо теперь прикажете мне делать? Может быть, ему на душе плохо, пусть поет».
Еще через несколько месяцев на другом конце города, рядом с крыльцом роддома заранее выстроилось почти все неврологическое отделение. Сам Вадимчик, держащий 2 торта для медперсонала, возглавлял процессию. Остальной народ держал коляску, голубенький конверт, корзины с распашонками и пеленками, букеты цветов. Кто-то даже проверял звучание флейты. За 4 года до рождения Мишани Таня осиротела. Это обстоятельство суду было прекрасно известно, но не помешало отцу ребенка после вручения означенных тортов надолго исчезнуть. Кстати, без алиментов, как строго заметила Танина школьная подружка Римма, учившаяся на юридическом заочно и помогавшая Тане вынашивать и потом нянчить Мишаню. Вадик с Афгана прислал коротенькое письмо-поздравление в спецконверте без обратного адреса с обещанием скоро приехать. «Не учите меня жить, помогите материально», – добавлял он шутя, рисуя экран летнего кинотеатра с надписью поперек «Бриллиантовая рука». И еще: «Я тебе помогу материально. А некоторых надо оставить наедине с собственной совестью».
Таню это событие потрясло больше всего после рождения ребенка и даже отвлекло от личных страданий. Именно событие: письмо шло-гуляло по миру несколько недель, видимо, проверялось цензурой, может быть, не раз и не два, аккуратно склеивалось-расклеивалось, жило собственной жизнью и давало Тане мудрые советы и обещание поддержки, а человека – автора письма, уже не было, он погиб, притом неизвестно как. И похоронен неизвестно где, может быть, даже не в братской могиле. Хотя его мама сказала, что в братской, ей даже выдали номер захоронения. И еще она передала Танюше круглую сумму денег в конверте, добавив, что это воля Вадика.
Через два года оставшегося в этом смысле наедине отца Мишани действительно заела совесть. Блестяще защитившись на научном совете в Москве, рекомендовавшем его кандидатскую вскоре переделать в докторскую, Вадимчик появился перед Таней и малышом и почти клятвенно обещал, что будет как-то помогать, но строго секретно, потому что жена тоже родила и они снова отложили развод.
* * *
– Миша, а у вас есть братья или сестры? – Ольга Васильна звала Мишаню то на ты, то на вы. Как человек тревожный, она многого опасалась в случае сплошного «тыканья». Впрочем, на вы тоже не всегда хорошо обращаться к таким необстрелянным воробьям. А сочетать вы и ты – это вообще моветон. Ну, так известны две формы мирного насилия: закон и этикет, как сказал, кажется, Гете. Но никакому насилию Ольга не поддавалась. Смахнув крошки со стола (она никогда не могла делать это красиво), она стала стелить Мишане диван. Ей казалось, что и диван она застилает некрасиво, и всегда стеснялась, когда на нее в эти моменты смотрели. Мишаня смотрел на нее очарованными глазами, словно не замечая ее неуклюжести. Подробности своего рождения он, возможно, не знал, Ольга Васильна же не знала пока абсолютно ничего из истории его пренатального периода.
